Ключ Сары

Тяжело дыша, Сара поднялась на пятый этаж. Она запыхалась, ей пришлось прислониться к стене и прижать руку к боку, в котором сильно кололо.

Она забарабанила в дверь квартиры своих родителей, изо всех сил ударяя ладошками по деревянной панели. Никакого ответа. Она снова принялась стучать, уже сильнее, кулаками.

И тут она услышала шаги. Дверь распахнулась.

На пороге стоял мальчик лет двенадцати-тринадцати.

— Да? — обратился он к ней.

Кто это такой? Что он делает в их квартире?

— Я пришла за братиком, — запинаясь, проговорила она. — Кто ты такой? Где Мишель?

— Твой брат? — медленно протянул мальчишка. — Здесь нет никакого Мишеля.

Девочка грубо оттолкнула его в сторону, почти не обращая внимания на новые картины на стене в коридоре, на незнакомую книжную полку, чужой красно-зеленый ковер. Ошеломленный мальчишка что-то кричал ей вслед, но она не остановилась. Девочка бежала по длинному знакомому коридору, потом повернула налево, в свою спальню. Она не заметила ни новых обоев, ни другой кровати, ни вещей, которых раньше здесь не было.

Мальчишка позвал отца, и в соседней комнате послышались незнакомые шаркающие шаги.

Сара выхватила из кармана ключ и нажала на кнопку. Глазам ее предстал потайной замок.

Она услышала звон дверного колокольчика, неясное бормотание встревоженных, приближающихся голосов. Голос Жюля, Женевьевы, незнакомого мужчины.

Быстрее, быстрее. Снова и снова она шептала:

— Мишель, Мишель, это я, Сирка…

Руки у нее дрожали так сильно, что она выронила ключ.

За ее спиной возник запыхавшийся мальчишка.

— Что ты делаешь? — выдохнул он. — Что ты делаешь в моей комнате?

Не обращая на него внимания, девочка подняла ключ, вставила его в замок. Она слишком нервничала, слишком спешила. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы открыть замок. Наконец он щелкнул, и она потянула на себя потайную дверь.

Запах гниения ударил ей в лицо, и она отшатнулась. Мальчишка, стоявший рядом с ней, отпрянул в сторону. Сара упала на колени.

В комнату вбежал мужчина с пепельно-седыми волосами, за которым следовали Жюль и Женевьева.

Сара не могла говорить, она лишь вздрагивала всем телом, закрывая нос и глаза ладошками, чтобы не чувствовать этого запаха.

Жюль подошел, положил руку ей на плечо, заглянул в шкаф. Девочка почувствовала, как он обнимает ее, берет на руки, собираясь унести отсюда.

Он прошептал ей на ухо:

— Пойдем, Сара, пойдем со мной…

Она сопротивлялась изо всех сил, царапалась, пиналась, кусалась, наконец вырвалась и подбежала к распахнутой двери шкафа.

В глубине его она увидела маленькое, свернувшееся калачиком неподвижное тельце, а потом разглядела и любимое личико братика, почерневшее, неузнаваемое.

Она снова упала на колени и закричала, закричала изо всех сил. Она звала мать, звала отца, звала Мишеля.

___

Эдуард Тезак вцепился в руль с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев. Я смотрела на него как завороженная.

— Я до сих пор слышу ее крик, — прошептал он. — Я не смогу его забыть. Никогда.

То, что я только что узнала, в буквальном смысле оглушило меня и потрясло до глубины души. Сара Старжински все-таки бежала из концентрационного лагеря в Бюн-ла-Роланде. Она вернулась на рю де Сантонь. И здесь ее ждало ужасное открытие.

Я не могла говорить. Я сидела и смотрела на свекра. А тот продолжал свой рассказ негромким, хриплым голосом:

— Потом в шкаф заглянул мой отец. Не знаю, что он там увидел. Я тоже попробовал просунуть туда голову. Отец оттолкнул меня. Я не мог понять, почему и что там случилось. А еще этот запах… Жуткая, едкая вонь. Потом отец медленно вытащил из шкафа тело мертвого мальчика. Это был совсем ребенок, никак не старше трех-четырех лет. Я еще никогда в своей жизни не видел мертвых детей. Это было ужасное, отвратительное зрелище. У мальчика были светлые вьющиеся волосы. Тело его окоченело, он лежал, свернувшись клубочком, закрыв лицо руками. Он весь позеленел…

Свекор умолк, слова застряли у него в горле. Мне показалось, что его вот-вот стошнит. Я коснулась его руки, чтобы выразить свое сочувствие, передать ему свое тепло. Ситуация сложилась совершенно фантастическая, я пыталась утешить своего гордого, неприступного свекра, который дал волю слезам, в одно мгновение превратившись в сломленного, дрожащего пожилого мужчину. Он вытер глаза рукой, после чего продолжил свой рассказ.

— Мы так и стояли там, не в силах пошевелиться, пораженные ужасом. Девочка лишилась чувств. Ноги у нее подкосились, и она упала на пол. Отец взял ее на руки и положил на мою кровать. Она пришла в себя, увидела его лицо и с криком отшатнулась. Я начал понимать кое-что, слушая разговор отца с супружеской парой, что пришла с девочкой. Мертвый мальчик был ее младшим братом. Раньше в квартире, в которую вселились мы, жила их семья. Мальчик спрятался в шкафу в день проведения облавы «Вель д'Ив», шестнадцатого июля. Девочка думала, что сможет вернуться и освободить его, но ее отправили в лагерь.

Новая пауза. Она показалась мне бесконечной.

— А потом? Что было потом? — с трудом произнесла я. Наконец-то ко мне вернулся голос.

— Пожилые супруги приехали из Орлеана. Девочка бежала из лагеря, расположенного неподалеку, и забрела к ним во двор. Они решили помочь ей, отвезти обратно в Париж, домой. Отец рассказал им, что наша семья переехала сюда в конце июля. Он ничего не знал о потайном шкафе, который находился в моей комнате. Да и никто из нас ничего не знал. Я, правда, почувствовал неприятный запах, но отец решил, что что-то случилось с канализационными трубами. На следующей неделе к нам должен был прийти водопроводчик.

— Что сделал ваш отец с… мальчиком?

— Я не знаю. Помню только, он сказал, что позаботится обо всем. Он был потрясен, по-настоящему потрясен. Думаю, тело мальчика забрали эти пожилые супруги. Но я не уверен в этом. Я просто не помню.

— А что было потом? — затаив дыхание, спросила я.

Он взглянул на меня с сардонической усмешкой.

— Чтобы было потом? Потом было такое… — Он горько рассмеялся. — Джулия, вы можете представить, как мы чувствовали себя после того, как девочка ушла? Как она смотрела на нас! Она нас ненавидела. Презирала. Она считала, что это мы виноваты в смерти ее брата. Для нее мы были преступниками. Преступниками самого худшего сорта. Мы самовольно заняли ее дом. Мы позволили ее младшему брату умереть. Ее глаза… В них была такая ненависть, боль, отчаяние. Это были глаза взрослой женщины на лице десятилетней девочки.