Возмущение Ислама

Мой голос слит был с ним, созвучьем слов,
Мы были двое в пропастях вселенной;
И между тем как буря в облаках
Гремела, говорили мы о грозном
Крушенье всех надежд, — о семенах.
Что скрыты все же в воздухе морозном
И зло убьют; для нас горел маяк,
Не поглотил нас в жадной бездне мрак.

43

Но Цитна третий день уже не ела;
Я разбудил Татарского коня
И обнуздал его рукой умелой,
Доверчиво смотрел он на меня;
Скорбя о неизбежности разлуки,
Хотя и на недолгий, быстрый срок.
Был полон я такой глубокой муки,
Что уст от уст я оторвать не мог, —
В таких прощальных ласках есть безбрежность:
Еще, еще, растет и жаждет нежность.

44

В последний раз поцеловать, взглянуть, —
И Цитна смотрит, как я уезжаю;
Гроза и ночь не закрывали путь
Среди стремнин ближайших; дальше, с краю.
Ползли туманы, ветер мглу принес,
Но все еще сквозь сеть дождя виднелась
На белой ткани темнота волос,
Разлившаяся их волна чернелась,
Домчался по ветрам прощальный крик,
И вот уже равнины я достиг.

45

Я не боялся бури: не был страшен
Ее порыв и гордому коню,
Когда срывался гром с небесных башен.
Он радовался синему огню.
Широкие глаза налились кровью,
И ржаньем откликался он громам,
Как будто был охвачен он любовью,
И ноздри раздувал в ответ ветрам;
И вскоре пепелище я заметил,
Там, где Огонь Резню приветом встретил.

46

Достиг я разоренного села,
С деревьев листья в буре облетали,
Там кровь людская пролита была.
Стояли груды стен, как знак печали,
Теперь огонь в жилищах тех потух,
Бежала жизнь, и смерть в права вступила,
Отшел от тел их согревавший дух,
Чернелись в блесках молнии стропила.
Лежали кучей, точно сонм теней,
Тела мужчин, и женщин, и детей.

47

На площади был ключ, и были трупы;
Чтоб жажду утолить, я слез с коня,
Глаза усопших, стекловидны, тупы,
Глядели друг на друга, на меня.
На землю и на воздух безучастный;
Склонясь к ключу, отпрянул в страхе я:
Вкус крови был в нем, горький и ужасный;
На привязи коня я у ручья
Оставил, и в пустыне той гнетущей
Искать стал, есть ли в ней еще живущий.

48

Но были мертвы все, и лишь одна
Там женщина по улицам бродила,
Какой-то странной скорбью сражена,
Она на духа ада походила:
Заслышав шум шагов, она сейчас
К моим губам горячий рот прижала,
И, в диком долгом смехе веселясь,
С безумным взглядом, громко закричала:
'Ты пил напиток Язвы моровой,
Мильоны скоро чокнутся с тобой'.