безжизненностью. Только сейчас я поняла, насколько же они мертвы. Сейчас, когда у меня было, с чем сравнить, я понимала это.
А вэмпи внутри меня когтями впилась в видение простых человеческих глаз и кричала: 'Я видела! Видела! Видела!..'.
Теперь мы с ней знали, что изумруды на самом деле - не зеркала Эдуардовой души. Они - экран, который показывает окружающим лишь то, что хочет мозг: радость, злость, спокойствие... А душа скрывается далеко под ними.
Истекающая кровью душа Принца оборотней.
... Христос и Антихрист...
- Мне надо было обо всём догадаться, - хрипло произнёс Эдуард и, поднявшись на ноги, прошёлся близ фонтана. Казалось, он и говорит не со мной, а так, делает замечание самому себе. Только даже у меня свело горло от той горечи, что прозвучала в голосе белокурого парня.
- Догадаться о чём? - внимательно посмотрела я на него, и он, затылком ощутив мой взгляд, обернулся. Может, то было случайностью, но рубашка распахнулась, обнажая загорелую кожу и шрамы.
Шрамы?!!
Да.
Свежие, некрасивые, багровые, они змеились от диафрагмы вниз по животу, как ручейки крови расползались во все стороны от одного грубого, рваного, чудовищного шрама-пятна. Оно зияло чуть ниже того места, где, насколько я помню, хрящ соединяет рёбра.
Я впилась пальцами в шёлк юбки от одной мысли о том, как это вообще было.
Кто-то пытался вырвать сердце Лэйда. Но не ломая рёбра, а пройдя под ними. Кто-то, быть может, по локоть запустил лапу внутрь тела четверть оборотня, переворошил все его внутренности, но так и не осуществил задуманное. Кто-то разорвал всю кожу у него на груди и животе так, что она свисала кровавыми лохмотьями...
- Господи Боже, - услышала я свой собственный шёпот.
- Можешь взывать к нему сколько угодно: он тебя не услышит, - холодно произнёс белокуры парень, делая ленивый шаг ко мне.
- Эдуард... Шрамы могут разойтись в любую секунду! - я помотала головой, вытряхивая оттуда кровавые картины. Но они, казалось, были написаны моим воображением на внутренней стороне черепной коробки. Так, чтобы быть со мной до конца. Самого последнего.
- Если ты не будешь кидаться на меня с кулаками, всё будет цело, - Принц говорил непринуждённо, немного холодно - как всегда. Как будто не его человеческие глаза несколько минут назад беззвучно вопили от боли. Может быть, и впрямь не его. Может, я начинаю сходить с ума и видеть невозможное.
Может. Но не молчи, глупая, скажи хоть что-нибудь!
- Кто это тебя так? - мой голос прозвучал беспомощно. Не спрашивайте даже, почему.
Я сто раз желала Эдуарду смерти. И вот когда она обнимает его за талию, как последняя, но самая загадочная любовница, я не хочу, чтобы они уходили вместе.
- Какая тебе разница? - небрежно фыркнул белоголовый парень, словно я спросила у него, какие носки он предпочитает одевать по пятницам.
Может, он и заслужил смерти. Да. Может, я всё ещё желаю ему смерти от всей души, но... Но кто заслужил на вот такую смерть? В ошмётках собственной кожи, с чьей-то грязной рукой среди своих внутренностей?
- Это ведь сделал не Синг, верно? Когда мы пили кофе у меня дома, в приюте, ты был живее жизни, - пристально посмотрела я в глаза Принца. Он скривил уголки губ в улыбке, быть может, вспоминая ванильное облако, и кивнул:
- Не Синг.
А я говорила, Кейни Лэй Браун, что ты будешь скучать по такому врагу!
Заткнись! Дело не в этом!
Нет? А в чём же, малютка Лэй? Прости за нонсенс, но тебя разрывает на части от чувства, которое я не в состоянии понять.
Неважно, неважно, неважно.
- А кто же тогда?
- Ты хочешь пожать руку тому, кто так отходил меня? Хочешь поздравить его, да?! - изумруды презрительно сощурились, а голос спустился на несколько ступеней вниз, к шипению. - Хочешь порадоваться, девочка Браун?!
Нет, клянусь, нет! Господи Иисусе, я не это имела в виду!
Господь, может, тебе и поверил, а Эдуард?
- Кончай париться! - вскочила я со своего места. - Я тебе ещё ничего такого не сделала и не сказала!
- Но ты хочешь знать, кто перемешал мне все потроха - почему? - пара шагов, и злые изумрудные глаза нависли в десятке сантиметров от меня. - Ты, так долго жаждущая стереть меня в порошок, хочешь знать, кому это почти удалось - зачем, а?!
Даже при моих каблуках Лэйд был выше меня. Меня, у которой дрожали губы от острого желания что-либо сказать.
Но - что? Что я могу ему сказать? Как я могу его переубедить? Разве он неправ в своих сомнениях? Разве я не заслужила их?
Заслужила как никто, крошка Лэй. И теперь сожалеешь об этом.
Нет, нет, вряд ли, но...
Дурная у тебя привычка - врать самой себе. Ты можешь меня убедить, но не обмануть. Запомни это.
- Хочешь, я тебе скажу, кто копошился в моих внутренностях?! - яростно прошипел мне прямо в губы белокурый парень. - Баст.
- Что?!!
- Баст.
Сделав шаг назад, я хлопнулась на лавку в пене кружев своей юбки. Моргнула. Попыталась собраться с мыслями.
А мир перевернулся с ног на голову. Лестницы, ведущие в рай, окончились у врат Чистилища. Звёзды заблестели под ногами, а Млечный Путь оказался Л е той.
Это неправильно, неправильно, неправильно, неправильно...
Неправильно!
Солнце не должно гореть под ногами! Люди не должны ходить по облакам и грозовым тучам, пугая птиц! Снег не должен, кружась, падать вверх!
Матери не должны полосовать на части своих внуков. Так быть не должно! Как угодно, только не так! Я знаю, что такое Семья! Я знаю, какое тепло и спокойствие чувствуют оборотни в своём Клане!
... А шрамы багровели на безупречной коже Маленького Принца...
- Ч-чёрт... - выдохнула я.
- У тебя такой вид, - язвительно заметил Лэйд, - словно небо оказалось у тебя под ногами.
Как ты прав! Как же ты прав, Маленький Принц!..
Я попыталась представить, как Виктор до локтя погружает руку в моё тело, разрывая мышцы, вороша мои внутренности, и ощутила, что схожу с ума. Потому что такого быть не могло. Виктор не может обидеть меня!
- Эдуард, - прошептала я и услышала свой шёпот как-то со стороны,
- это неправильно. Она - мать твоего отца. Вы с ней одна кровь и плоть!
- И? - огрызнулся четверть-оборотень, садясь рядом со мной на лавку.
- Так быть не должно!!! - страх или возмущение - я сама не разобралась в этом мимолетном всполохе - заставили меня вскочить на ноги и повернуться лицом к Принцу. Теперь он угрюмо смотрел на меня сверху вниз. Только это ничего не меняло.
Вряд ли во всём мире осталось то, что могло поменять что-либо между мной и этим белокурым
