– Да, – кивнул господин. – Противник опасный, а рисковать нельзя. Может понадобиться твоя помощь.
Снова зазвонил телефон.
– Господин, звонил какой-то человек. По секретному делу. Не назвался. Сказал, позвонит еще.
– Ну-ка возьми вторую трубку и попробуй понять, тот же самый или нет.
Маса приставил к уху металлический рожок, приготовился слушать.
– Алло. Нумер Эраста Петровича Фандорина. У аппарата, – сказал господин.
– Эраст Петрович, это вы? – проскрипел голос, тот же самый или другой – непонятно. Маса пожал плечами.
– Да. С кем имею честь?
– Это я, Захаров.
– Вы?! – крепкие пальцы свободной руки господина сжались в кулак.
– Эраст Петрович, я должен с вами объясниться. Я знаю, все против меня, но я никого не убивал, клянусь вам!
– А кто же?
– Я вам все объясню. Но только дайте честное слово, что придете один, без полиции. Иначе я исчезну, вы меня больше не увидите, а убийца останется на свободе. Даете слово?
– Даю, – без колебаний ответил господин.
– Я вам верю, ибо знаю вас как человека чести. Можете меня не опасаться, я вам неопасен, да и оружия при мне нет. Мне бы только объясниться… Если все же опасаетесь, прихватите вашего японца, я не возражаю. Но только без полиции.
– Откуда вы знаете про японца?
– Я про вас много что знаю, Эраст Петрович. Потому и верю только вам… Сейчас же, немедля, отправляйтесь на Покровскую заставу. Найдете там на Рогожском валу гостиницу «Царьград», такой серый дом в три этажа. Вы должны приехать не позднее, чем через час. Поднимайтесь в 52 нумер и ждите меня. Убедившись, что вы, действительно, пришли только вдвоем, я поднимусь к вам. Расскажу всю правду, а там уж судите, как со мной быть. Я подчинюсь любому вашему решению.
– Полиции не будет, слово чести, – сказал господин и повесил трубку.
– Всё, Маса, теперь всё, – сказал он, и лицо у него стало чуть менее мертвым. – Будет взятие с поличным. Дай мне крепкого зеленого чаю – опять ночь не спать.
– Что приготовить из оружия? – спросил Маса.
– Я возьму револьвер, больше мне ничего не понадобится. А ты бери, что хочешь. Учти: этот человек – чудовище. Сильное, быстрое, непредсказуемое. – И тихо добавил. – Я решил и в самом деле обойтись без полицейских.
Маса понимающе кивнул. Без полицейских в таком деле, конечно, лучше.
Признаю свою неправоту, не все сыскные безобразны. Этот, например, очень красив.
Сладко замирает сердце, когда я вижу, как сужает он круги, подбираясь ко мне. Hide and seek[6].
Такого неинтересно раскрывать миру – снаружи он почти столь же хорош, как внутри.
Но можно поспособствовать его просветлению. Если я в нем не ошибаюсь, он человек незаурядный. Он не испугается, а оценит. Я знаю, ему будет очень больно. Сначала. Но потом он сам меня поблагодарит. Как знать, не станем ли мы единомышленниками? Мне кажется, я чувствую родственную душу. А может быть, целых две родственных души? Его слуга-японец происходит от народа, который понимает истинную Красоту. Высший миг бытия для жителя этих далеких островов – раскрыть перед миром Красоту своего чрева. Тех, кто умирает этим прекрасным способом, в Японии чтут как героев. Вид дымящихся внутренностей там никого не пугает.
Да, нас будет трое, я это чувствую.
Как же опостылело мне одиночество! Разделить бремя ответственности на двоих или даже на троих – это было бы несказанным счастьем. Ведь я не божество, я всего лишь человек.
Поймите меня, господин Фандорин. Помогите мне.
Но сначала нужно открыть вам глаза.
Скверный конец скверной истории
Цок-цок-цок, весело отстукивают кованые копыта по булыжной мостовой, мягко шуршат резиновые шины, плавно качают стальные рессоры. Празднично катит Декоратор по ночной Москве, с ветерком, под радостный перезвон пасхальных колоколов, под пушечную пальбу. На Тверском иллюминация, горят разноцветные фонарики, а по левую руку, где Кремль, небо переливается всеми оттенками радуги – фейерверк там, пасхальный салют. На бульваре людно. Голоса, смех, бенгальские огни. Москвичи раскланиваются со знакомыми, целуются, где-то даже хлопнула пробка от шампанского.
А вот и поворот на Малую Никитскую. Здесь пустынно, темно, ни души.
– Стой, милый, приехали, – говорит Декоратор.
Извозчик спрыгивает с козел, открывает дверцу разукрашенной бумажными гирляндами пролетки. Сдернув картуз, произносит святые слова:
– Христос Воскресе.
– Воистину Воскресе, – с чувством отвечает Декоратор, и, откинув вуаль, целует православного в колючую щеку. На чай дает целый рубль. Такой уж нынче светлый час.
– Благодарствуйте, барыня, – кланяется извозчик, растроганный не столько рублем, сколько поцелуем.
Хорошо, ясно на душе у Декоратора.
Безошибочное, никогда не подводившее чутье подсказывает: сегодня великая ночь, все напасти и мелкие неудачи останутся в прошлом. Впереди, совсем близко счастье. Все будет хорошо, очень хорошо.
Ах, какой замыслен tour-de-force[7]! Господин Фандорин как мастер своего дела не сможет не оценить. Погорюет, поплачет – в конце концов, все мы люди – а потом задумается над произошедшим и поймет, непременно поймет. Ведь умный человек и, кажется, умеет видеть Красоту.
Надежда на новую жизнь, на признание и понимание согревает глупое, доверчивое сердце Декоратора. Трудно нести крест великой миссии одному. Христу – и тому Симон Киринеянин плечо под крест поставил.
Фандорин с японцем сейчас несутся во весь опор на Рогожский вал. Пока найдут 52 нумер, пока будут дожидаться. А если что и заподозрит чиновник особых поручений, то в третьеразрядном «Царьграде» телефонного аппарата ему не сыскать.
Время имеется. Можно не спешить.
Женщина, которую любит коллежский советник, набожна. Сейчас она еще в церкви, но служба в ближнем храме Вознесения скоро закончится, и к часу пополуночи женщина непременно вернется – накрывать пасхальный стол и ждать своего мужчину.
Ажурные ворота с короной, за ними двор, темные окна флигеля. Здесь.
Декоратор откидывает с лица вуаль, оглядывается по сторонам и ныряет в железную калитку.
С дверью флигеля приходится повозиться, но ловкие, талантливые пальцы свое дело знают. Щелкает замок, скрипят петли, и вот Декоратор уже в темной прихожей.
Ждать, пока обвыкнутся глаза, не нужно, привычному взгляду мрак не помеха. Декоратор быстро проходит по темным комнатам.
В гостиной секундный испуг: оглушительно бьют огромные часы в виде лондонского Биг Бена. Неужто уже так поздно? Декоратор в смятении смотрит на свои дамские часики – нет, спешит Биг Бен. Еще без
