За все годы нашего знакомства с Фостером я никогда не видел, чтобы он не потел. Видимо, оттого, что у него такое сердце. Я всегда был уверен, что сердце у него большое, как канталупа, а иногда перед сном даже размышлял о его размерах.
Однажды сердце Фостера явилось мне во сне. Оно ехало на лошади, лошадь входила в банк, а банк сталкивался с облака. Я не видел, что именно сталкивает банк с облака, но странно -- что же
-- Что у вас в этой сумке? -- спросил Фостер. -- Она такая легкая, что там, наверное, вообще ничего нет.
Он шел за Вайдой, которая вела нас вперед с восхитительной неловкостью -- такая совершенная и прекрасная, что место ей вообще не с нами, а одной, в каком-то ином созерцании духа или на верхушке стремянки, по которой звери карабкаются к богам.
-- Не лезь в наши секреты, -- сказала Вайда, не оборачиваясь.
-- Хочешь как-нибудь навестить мою ловушку для кроликов? -- спросил Фостер.
-- И стать твоею зайкой? -- спросила Вайда.
-- Ты это, наверное, уже слышала, -- сказал Фостер.
-- Я слышала все.
-- Ну еще бы, -- сказал Фостер, начисто промахиваясь мимо неба.
Вайда знакомится с фургоном
На тротуаре валялись клочки пустой белой бумаги -- остатки вчерашней женщины. Выглядели они ужасно одиноко. Фостер поставил нашу маленькую сумку в фургон.
-- Сумка -- в фургоне. Ты точно знаешь, как им управлять? -- сказал Фостер. -- Это фургон.
-- Да, я умею водить фургоны. Я умею водить все, у чего есть колеса. Я даже на аэроплане летала, -- сказала Вайда.
-- На аэроплане? -- переспросил Фостер.
-- Да, в Монтане несколько лет назад. Было здорово.
-- Не похожа ты на летчицу, -- сказал Фостер. -- Черт, да несколько лет назад ты еще лежала в люльке. Может, ты летала на плюшевом медвежонке?
-- Не волнуйся так за свой фургон, -- сказала Вайда, возвращая разговор с небес на землю.
-- Веди его осторожно, -- сказал Фостер. -- У этого фургона свой норов.
-- Он в хороших руках, -- сказала Вайда. -- Господи, ты со своим фургоном почти такой же ненормальный, как он со своей библиотекой.
-- Черт! Ну ладно, -- сказал Фостер. -- Так, я рассказал вам все, что нужно, а теперь поезжайте. Я остаюсь здесь и пока вас не будет смотрю за дурдомом. Воображаю, как будет весело, если тут все такие, как вчерашняя дамочка.
На земле белели клочки бумаги.
Обхватив нас с Вайдой руками, Фостер очень дружелюбно и утешительно обнял нас, словно пытаясь этими руками сказать, что все будет в полном порядке, и вечером мы увидимся.
-- Ладно, ребятки, удачи вам.
-- Большое спасибо. -- Вайда повернулась и чмокнула Фостера в щеку. Прижавшись щекой к щеке, они героически выглядели отцом и дочерью -- в том классическом стиле, который довел нас до этих самых лет.
-- Влезайте, -- сказал Фостер.
Мы влезли в фургон. Мне вдруг стало ужасно странно снова находиться в машине. Металлическая яйцовость фургона очень удивила меня -- будто мне в известном смысле пришлось заново открывать для себя Двадцатый Век.
Фостер стоял на обочине, пристально глядя, как Вайда справляется с рычагами управления.
-- Готов? -- спросила она, обернувшись ко мне с полузаметной улыбкой.
-- Ага, давно я в машину не садился, -- сказал я. -- Прямо машина времени.
-- Я знаю, -- сказала она. -- Ты не волнуйся. Я знаю, что делать.
-- Хорошо, -- ответил я. -- Поехали.
Вайда завела фургон, точно была рождена для приборной доски, руля и педалей.
-- Хороший звук, -- сказала она.
Фостеру понравилось, что ей все удалось, и он кивнул ей, как равной. Потом махнул -- «путь свободен», Вайда выехала на этот путь, и мы отправились к доктору Гарсии, ждавшему нас в тот же день в Тихуане, Мексика.
КНИГА 4:ТИХУАНА
Автострадники
Я уже забыл, как улицы Сан-Франциско добираются до автострады. На самом деле, я вообще забыл, куда бегут улицы Сан-Франциско.
Удивительно было снова оказаться снаружи, снова ехать в машине. Прошло почти три года. Боже мой. Когда я пришел в библиотеку, мне было двадцать восемь, а теперь мне тридцать один.
-- Что это за улица? -- спросил я.
-- Дивизадеро, -- сказала Вайда.
-- Ах, да, -- сказала я. -- Действительно Дивизадеро.
Вайда посмотрела на меня очень сочувственно. Мы остановились на красный свет рядом с местом, в котором продавали летучих цыплят и спагетти. Я и забыл, что существуют такие места.
Вайда отняла руку от руля и похлопала меня по колену.
-- Мой бедный маленький отшельник, -- сказала она.
На Дивизадеро мы увидели человека -- из садового шланга он мыл окна в похоронной конторе. Струей воды он поливал окна на втором этаже. Ненормальное зрелище -- в такую-то рань.
Затем Вайда свернула с Дивизадеро и поехала вокруг квартала.
-- Оук-стрит, -- сказала она. -- Помнишь Оук-стрит? Она выведет нас на автотрассу, а потом -- до самого аэропорта. Ты же помнишь аэропорт, правда?
-- Да, -- ответил я. -- Но я никогда не бывал в самом аэроплане. Я ездил туда с друзьями -- это они улетали на аэроплане, но это было много лет назад. Аэропланы хоть как-то изменились?
-- Ох, милый мой, -- сказала Вайда. -- Когда все это кончится, я вытащу тебя из библиотеки. Мне кажется, ты просидел там достаточно. Пусть поищут кого-нибудь другого.
-- Не знаю, -- сказал я, пытаясь сменить тему. Я заметил негритянку -- она толкала по Оук-стрит пустую тележку из магазина «Сэйфуэй». Уличное движение вокруг нас было очень хорошим. Оно одновременно пугало и возбуждало. Мы ехали к автостраде.
-- Кстати, -- спросила Вайда. -- На кого ты работаешь?
-- В смысле? -- сказал я.
-- В смысле, кто оплачивает счета твоей библиотеки? -- сказала она. -- Кто платит деньги за то, чтобы она работала? Кто несет расходы?
-- Никто не знает, -- сказал я, сделав вид, что это и есть ответ на вопрос.
-- Как это -- никто не знает? -- спросила Вайда. Не сработало.