Недавно опубликованные документы из архива Сталина, а также вышедшая в 1993 году в Москве книга «Кавказские орлы» позволяют, если к ним отнестись с должным вниманием [1033], существенно скорректировать устоявшиеся схемы. А главное — освободиться из- под власти мифов, будь то миф о поголовной виновности чеченцев [1034] , либо — в перестроечные годы наиболее распространенный и принесший не меньше вреда — миф о «народе-жертве». Авторы «Кавказских орлов» справедливо пишут в предисловии: «Читатель должен знать правду, как было на самом деле. Ложное восприятие истории народа, стремление рассматривать даже негативные ее стороны в жизни его как якобы факт оскорбления народа, кроме вреда, ничего больше не принесли».
Ни для кого из тех, кто мало-мальски знаком с историей Второй мировой войны, не является тайной, что Германия на Северном Кавказе, как и на Балканах, делала ставку на мусульман, особенно уповая на те тенденции, которые в 1920-е — 1930-е годы столь бурно проявили себя в ходе антисоветских восстаний. При этом, разумеется, не остались без внимания и устойчивая антироссийскость, неугасшая память об обидах, нанесенных народу еще во времена Ермолова.
Несомненно, изучались — похоже, более тщательно, нежели это делают нынешние российские военные, — мемуары и свидетельства участников еще Кавказской войны ХIХ века, а они многократно засвидетельствовали то, о чем писал сосланный на Кавказ декабрист Михаил Корсаков. Наблюдая ход событий, он пришел к заключению: всем горцам не по душе «белый царь», они «не любят русских в душе, и… ежели бы увидеть [1035] возможность свергнуть их, то, вероятно, не упустили бы случая».
Все последующие — вплоть до наших дней — события подтвердили правоту этого наблюдения. И, разумеется, немцы в своей агентурной работе учитывали эту особенность национальной психологии, постоянно бодрствующую в ней готовность к восстанию «против русских»*. А также — и готовность, в силу тоже уже проявившей себя в истории слабой способности к созданию собственного государства [1036], подчинить то, что первоначально именуется и даже воспринимается как национально-освободительно е движение, чужим целям, чужой «Большой Игре».
Итогом работы немецкой агентуры оказалось создание фашистской организации «Kавказские орлы» [1037]. Лидерами «орлов» были братья Хасан и Хусейн Исраиловы, в банде же находился и их племянник, Магомет Хасан Исраилов [1038]; в 1935 году он был осужден на 5 лет пребывания в исправительно-трудовых лагерях, но в 1937 году досрочно освобожден и вернулся на родину. Терлоев образовал в Галанчжоуском районе боевую группу, а в Итумкалинском — бандгруппу, во главе с неким Деркизановым. Были образованы также группы в Борзое, Харсиное, Даги-Борзое, Ачхене и других аулах. Обращает на себя внимание топография концентрации наиболее активных ядер движения: это все тот же юг Чечни, с добавлением Пригородного региона Ингушетии, то есть те же точки, которые вновь загорелись на рубеже 1980-1990-х годов. Да и сам Хасан Исраилов скрывался в пещерах Итумкалинского района, где не далее как в конце января 1941 года было еще одно выступление против советской власти. В пещере Бачи-Чу были обнаружены его личные записи, «относящиеся к его повстанческой [1039] деятельности, весом около двух кг».
В этих записях сообщалось, что в Чечено-Ингушетии, кроме Грозного, Гудермеса и Малгобека, было организовано 5 повстанческих округов — всего 24970 человек. Сила сама по себе взрывная, к тому же «командировались уполномоченные и в другие соседние республики». Среди бумаг Терлоева, найденных в Итумкалинской пещере, обнаружилась и карта Кавказа на немецком языке, на которой по территории Чечено-Ингушской АССР и Грузинской ССР были подчеркнуты населенные пункты, в которых имелись [1040] повстанческие ячейки. Само же восстание намечалось на 10 января 1942 года, и причины, по которым оно не состоялось, еще требуют изучения.
Следует добавить, что в ЧИ АССР было весьма распространено дезертирство, служившее ресурсом для вербовки членов ячеек; по данным доклада Отдела спецпереселения НКВД СССР от 5 сентября 1944 г., «с июля 1941 года по апрель 1942 года из числа призванных в Красную армию и трудбатальоны дезертировало более 1500 человек. И уклонившихся от военной службы насчитывалось свыше 2200 человек. Из одной национальной кавалерийской дивизии дезертировали 850 человек…» [1041]. И хотя восстание не состоялось таким, каким оно замышлялось, тем не менее часть «повстанцев» установила связь с германским командованием и оказывала помощь продвигавшимся на юго- восток горнопехотным частям группы армии «Юг», не говоря уже о бандитских нападениях на колхозы и небольшие подразделения Красной армии. Зимой 1943 года последняя отбросила немецкие войска с Северного Кавказа, а в конце февраля 1944 года состоялась массовая депортация чеченцев и ингушей в Казахстан — всего более 496 тысяч человек.
Такова суровая правда истории; но правда и то, что, согласно Постановлению Совета Народных Комиссаров № 127 от 28 июля 1945 года «О льготах спецпереселенцам», на 1945 и 1946 годы спецпереселенцы с Северного Кавказа, из Крыма, Грузинской ССР, а также Калмыкии в новых местах их поселения освобождались:
«1. а} от обязательных поставок сельскохозяйственных продуктов государству;
б} от уплаты сельскохозяйственного налога, по доходам от сельского хозяйства в городских поселениях».
Постановлялось также:
«2. Списать с упоминаемых спецпереселенцев задолженность по сельскохозяйственному налогу, налогу по доходам от сельского хозяйства в городских поселениях и по обязательным поставкам сельскохозяйственных продуктов государству, образовавшуюся за ними в местах нового поселения» [1042].
Хочется надеяться, не все еще забыли, какое тяжкое бремя налогов и обязательных поставок несли в это время и совершенно обескровленная, с выбитым войной мужским населением, русская деревня, и измученная оккупацией Украина, которую к тому же в 1946 году поразили жестокая засуха и последовавший за ней голод; да и все народы едва вышедшего из жесточайшей войны СССР в эти годы не благоденствовали. Умышленно бередить старые раны, преднамеренно выпячивать только одну сторону событий 1944 года, нарочито забывая другую, не менее драматичную и важную, внушать народу, что он имеет право на сведение счетов со страной, можно было лишь в состоянии полной гражданской безответственности [1043].
Либо же сознательно обслуживая цели чужой «Большой Игры», в которую опять [1044] встроился очередной чеченский мятеж.
В «чеченском узле», который уже впору называть «гордиевым» и который, стало быть, ждет своего Александра Македонского, сплелось множество нитей; «афганская» и «арабская», что далеко не одно и то же, восточноевропейская и среднеазиатская, а надо всем господствует игра «великих», в первую очередь США, к которым — такова логика положения сверхдержавы — сходятся, по сути, почти все эти нити. И не только геополитические и политические, но и те, которые управляют потоками финансов, в том числе нефте- и наркодолларов, а также оружия и боевиков. Разумеется, обозначались — или даже протягивались — здесь все эти нити не сразу, а постепенно, увязываясь с главным событием последнего десятилетия — крахом СССР и прогрессирующим ослаблением России.
Такой крах и такое ослабление уже по определению не могли не привести в движение Чечню, которая, как показала вся история ее пребывания в составе Российской Империи, а затем СССР, умеряет свою имманентную мятежность лишь в сильной системе — сильной отнюдь не только репрессивными действиями. В данном же случае эту мятежность из латентного в возбужденное состояние еще и целенаправленно приводили, что особенно резко сказалось на первом этапе «чеченского процесса» 90-х годов ХХ века, тесно увязанного с общей историей «бархатных революций» в Восточной Европе и Народных фронтов в СССР.
История этих связей до сих пор как-то остается вне поля зрения большинства пишущих о Чечне, слишком педалирующих будто бы спонтанность возникновения и развития того, что они называют новым национально-освободительным движением. А потому на особенностях первого этапа движения и на взаимодействиях с Народными фронтами, в особенности прибалтийскими, следует остановиться более
