15 октября 1994 года, когда колонна весь путь от Знаменского до Грозного прошла вообще беспрепятственно [1126], да и к президентскому дворцу вышла с необыкновенной легкостью, при общем числе потерь семь человек. Город был практически взят, однако руководство оппозиции [1127] внезапно получили приказ оставить Грозный.
Это было масштабное продолжение той циничной игры с ней, которая началась еще после первой конфиденциальной беседы Геннадия Бурбулиса с Джохаром Дудаевым, за которой последовал описанный выше разгон Верховного Совета ЧИР. Результатом следующей конфиденциальной встречи, в которой на сей раз участвовал и Полторанин, стал разрыв Дудаевым достигнутого на переговорах с Хасбулатовым соглашения о новых выборах в Верховный Совет. Они-то [1128], по предположению одного из активистов антидудаевской оппозиции Исы Алеро, и «предложили Дудаеву иной сценарий…»
Сегодня, по прошествии стольких лет и после двух войн, не разрешивших, но еще больше запутавших ситуацию в Чечне, есть основания думать, что замысел этого сценария в значительной степени и состоял в устранении такой оппозиции с политической сцены Чечни. В противном случае невозможно объяснить то «добро», которое Дудаев явно получил на кровавое подавление в июне 1993 года многомесячного митинга оппозиции на Театральной площади Грозного. Инициаторами его 15 февраля 1993 года выступили профсоюзы, выдвинувшие социально-экономические требования; однако очень скоро они сменились политическими, массовость его превзошла все ожидания, появились отряды самообороны из Надтеречного района. В качестве лидеров выдвинулись Умар Автурханов и Бислан Гантамиров, в начале мая того же года перешедший на сторону оппозиции. Напряжение возрастало, Дудаев выступал с открытыми обещаниями устроить «Варфоломеевскую ночь» участникам митинга на Театральной площади, а в это время из Москвы поступали для него огромные денежные суммы — притом через ЦБ под руководством В. Геращенко.
У событий того лета есть, однако, аспект еще более зловещий. Из разрозненных свидетельств следует, что по каким-то каналам, связанным уже с российскими спецслужбами, Москва пообещала участникам оппозиционного митинга снабдить их в экстремальной ситуации оружием. По некоторым данным, оно было сосредоточено в районе бывших обкомовских дач, однако, когда в роковой день 4 июня за ним направилась группа из чеченских оппозиционеров и вовлеченных в процесс российских офицеров, оружие оказалось вывезенным буквально за считанное время до их прибытия, что заставило офицеров с ожесточением говорить о чьем-то предательстве.
В подавлении митинга решающую роль сыграл Абхазский батальон во главе с Басаевым, Гелаевым и Ханкаровым, руководил операцией Арсанукаев — спустя несколько лет их имена будет знать вся Россия, вынужденная теперь сама вступить в непосредственное боевое соприкосновение с ними.
Последовавшие полтора года ознаменовались разворачиванием нерегулярных, но достаточно интенсивных столкновений между дудаевцами и оппозиционным Временным Советом Чечни, созданным 4 июня 1993 года и обосновавшимся в с. Знаменское Надтеречного района. Москва, вооружившая Дудаева, теперь вела двойную игру. Поставляя оружие и оппозиции, она то приближала, то отталкивала ее, наблюдая — с неясной целью — за развитием событий в районе Терского хребта, ставшем основной зоной военного соприкосновения Грозного и Знаменского, а также за противоборством Дудаева и его бывшего охранника Руслана Лабазанова. А также — и особенно ревниво за Хасбулатовым.
Апогеем этой запутанной и циничной игры можно считать серию походов сил оппозиции на Грозный; они не могли происходить без московской санкции, и теперь, рассматривая их в ретроспективе и, особенно, в связи с историей новогоднего [1129] штурма чеченской столицы, трудно отделаться от впечатления, что Москва, санкционируя эти походы, стремилась не овладеть городом, но, напротив, дать дудаевцам возможность освоить приемы борьбы с танковыми колоннами противника, входящими в него.
Как иначе объяснить то, что произошло 15 октября 1994 года? А ведь ему предшествовало еще и 12 сентября, когда силы оппозиции легко взяли милицейскую школу, военный учебный центр дудаевцев и овладели стратегически важным перекрестком в районе консервного завода [1130], а затем получили приказ отступить.
За этими двумя походами последовали карательная операция Грозного, спланированная начальником штаба вооруженных сил Ичкерии Асланом Масхадовым, и жестокие столкновения в районе Урус-Мартана. А 26 ноября оппозиция, за неделю получившая 35 танков Т-72, вновь двинулась на Грозный, однако на сей раз события развернулись по иному сценарию. Едва только общая колонна, выйдя из Толстой-Юрта, подошла к селу Петропавловское, как попала в засаду: обстрел по ней вели две гаубицы, зенитная пушка и АГС неприятеля, а также замаскировавшиеся автоматчики. Все указывало на тщательную и заблаговременную подготовку засады, а стало быть, и на соответствующую информированность дудаевской стороны. «На пути в город, — рассказывает участник событий, — встретились и другие засады, но оттуда били преимущественно пулеметы и гранатометы».
Тем не менее силам оппозиции, шедшим со стороны Толстой-Юрта, удалось добраться до Театральной площади [1131], однако, не доходя до площади Шейха Мансура они попали в окружение; гантамировцы, вошедшие в Грозный со стороны Черноречья, в Заводском районе натолкнулись на отборных бойцов Абхазского батальона. Больше половины бронетехники было уничтожено, были большие потери и в живой силе. Мощному пушечному обстрелу подвергся отряд Лабазанова, задачей которого было войти в город через площадь Минутка и по проспекту Ленина подойти к президентскому дворцу; однако лишь два танка из лабазановского отряда смогли выполнить эту задачу, но и те были подбиты на подступах к дворцу. Оппозиция, хотя и сумевшая захватить телевидение, отступила, унося с собой более сотни убитых. Чуть больше месяца оставалось до 31 декабря 1994 года, и если я так подробно остановилась на событиях 26 ноября, то и потому, в частности, что даже их топография похожа на эскиз грядущего новогоднего штурма.
По данным Р. Хасбулатова, только в Грозном к осени 1994 года находилось около 3,5–4 тысяч боевиков, прекрасно знавших город, отлично вооруженных и экипированных; более 150 снайперов, более 200 иностранных наемников, много гранатометов, отлично работающая связь. Разумеется, все это не могло не быть известно и российской разведке. И если Москва все же пошла на такую достаточно жестокую по отношению к оппозиции акцию, как та, что произошла 26 ноября, то ее смысл мог бы, по крайней мере, состоять в извлечении уроков. Но, напротив, словно убедившись, в какие засады может попадать и как может гореть на городских улицах бронетехника, опыт, теперь уже в расширенном масштабе, решили повторить. И это — одна из первых и самых страшных загадок длящейся по сей день странной войны.
В сущности, с учетом того, что «ползучие» военные действия разворачивались в республике на протяжении уже, по меньшей мере, полутора [1132] лет, а также и того, что операция федеральной армии в Чечне так и не получила внятного правового определения, сам по себе ввод войск 11 декабря 1994 года в Чечню вряд ли, строго говоря, может считаться днем начала войны.
Однако все прекрасно понимали, что речь идет именно о войне — и не только потому, что резко изменился весь масштаб событий, но и потому также, и это даже прежде всего, что, казалось, формула Клаузевица являла себя здесь в чистом виде. Российская Федерация приступала к разрешению военными средствами проблемы, которую не могла разрешить средствами политическими. Впервые с распада СССР Россия получала карт-бланш [1133] на предъявление собственного проекта организации пространства пришедшей в движение Сердцевинной Евразии. Однако весь ход событий, череда которых открылась 11 декабря 1994 года, говорит об ином: о том, что — в лучшем случае — такого проекта, а стало быть, и внятной политической цели не было, а в худшем — что он существовал, но представлял собой лишь элемент чужого проекта, и что именно поэтому итогом двух чеченских кампаний оказалось масштабное сращивание этого вначале относительно локального очага нестабильности на территории России с международным феноменом моджахедизма — вплоть до посещения, по некоторым данным, Чечни Усамой бен Ладеном.
А также — нарастающее вмешательство международных инстанций [1134] во внутренние дела России. Запад быстро перемещает вопрос о Чечне из абстрактной области прав человека и гуманитарных озабоченностей в область откровенно политическую. Так, бывший председатель ОБСЕ Кнут Воллебэк уже не раз подчеркивал, что роль ОБСЕ в Чечне должна быть
