поведения России, ее курса на реальное решение проблемы, а не на его имитацию, действительно обрушить всю стратегию чеченского мятежа и ослабить позиции Дудаева, требовалось резкое обострение ситуации, требовался новый Буденновск.
Им стал дагестанский город Кизляр, где в начале января 1996 года боевики Радуева захватили родильный дом и больницу. Как и в Буденновске, эта акция преследовала крупномасштабные цели, часть из которых обозначилась незамедлительно.
Колонна чеченских боевиков Салмана Радуева около 7 часов утра 10 января выехала из Кизляра в направлении чеченской границы. С собой они увозили заложников, в числе которых — и вот это было новое качество по сравнению с Буденновском — в качестве добровольцев находились и представители местных властей Кизляра. Тем самым населению национальной республики, отреагировавшему на акцию радуевцев на порядок острее, нежели русские отреагировали на Буденновск, Москвой было открыто продемонстрировано, что она не несет никакой ответственности за безопасность и само существование легитимной и лояльной к федеральному центру власти Дагестана. И, думается, не будет преувеличением сказать, что августа 1999 года не было бы, не будь кизлярского января 1996 года.
Поспешившие в Кизляр спецподразделения опоздали [1222], вынуждены были на «Икарусах» догонять террористов и, по сути, превратились в их эскорт. В качестве такового они и присутствовали при новой акции террористов: взятии ими в заложники сотрудников Новосибирской патрульно-постовой службы, дежуривших на блокпосту у с. Первомайское. Причем взяты они были без всякого сопротивления с их стороны, что само по себе было неслыханно и вызвало впоследствии немало саркастических комментариев со стороны спецназовцев [1223]. Однако ведь и последние сами просто присутствовали при этой позорной акции: так же, как у милиционеров, у них была сбита нормальная реакция и связаны руки.
Ответственность за это полностью несет руководство России, принявшее стратегию отступления перед терроризмом. Блокпосты получили команду беспрепятственно пропускать радуевцев, огня не открывать и террористов не провоцировать. Разумеется, такую же команду получил и блокпост у Первомайского; все дальнейшее логично вытекало из этой исходной команды, позволив Радуеву реализовать объявленную им цель — «показать духовное бессилие российской армии». Несомненным «шагом вперед» по сравнению с Буденновском был и выход населения приграничных чеченских сел на защиту Радуева с оружием в руках: Басаева еще только приветствовали.
Затем последовало почти трехсуточное «топтание» федеральных частей у Первомайского, где банда Радуева усилилась до 350 человек — по некоторым данным, за счет еще на пути в Кизляр оставленной в селе части банды. Ее задачей было подготовить село к обороне; естественно задаться вопросом, откуда Радуеву было известно, что такая оборона понадобится. Относительно ее качества свидетельства участников операции расходятся. Одни говорят о Первомайском как о «хорошо оборудованном в инженерном отношении опорном пункте», где были прекрасно налаженная система огневых точек и укрепленные подземные ходы сообщения. Другие называют село «обычным кавказским кишлаком», в основной своей части состоящим из саманных строений. «Конечно, боевики прорыли окопы и ходы сообщения, но все равно это был не более чем населенный пункт, в кратчайшие сроки подготовленный к обороне».
Но как бы ни оценивался уровень этой обороны, бесспорно, что боевики получили необходимый для подготовки к ней срок, и это столь же непонятно, как и «преследование» террористов на «Икарусах» — словно у армии и МВД совсем не осталось вертолетов. Предположение, что трехдневное стояние федеральных сил у Первомайского было следствием тщательной подготовки операции, вряд ли приемлемо. По общей оценке, она была подготовлена из рук вон плохо и отличалась той же рассогласованностью действий различных родов войск, которая вообще была бичом федеральных сил на протяжении всей чеченской кампании.
Лишь около 15.00 18 января спецподразделения, при поддержке «Града» и гаубиц, овладели Первомайским, но к этому времени основные силы боевиков давно прорвались из села. И этот их «чудесный» отход является самой главной загадкой всей операции, как, впрочем, и обеих войн: точно так же Басаев уйдет из Дагестана, а Гелаев — из дотла разрушенного Комсомольского.
Впрочем, о готовящемся рейде Радуева чеченская оппозиция передала предупреждение в Дагестан, а российской разведке были сообщены даже номера КАМАЗов, на которых боевики должны были миновать блокпосты. И тем не менее, они и тогда беспрепятственно прошли по будто специально расчищенному для них коридору.
Одновременно c событиями военными развивались события политические: неудачная — а еще более того поданная как неудачная, цинично осмеянная СМИ, — операция под Первомайским привела к ослаблению так называемой «партии войны» и усилению «партии мира», которую уместнее было бы называть партией измены. При этом — поразительная согласованность! — она, эта партия, выдвигала те же самые требования и в те же самые сроки, что и «единственная сверхдержава». Так, после событий в Первомайском представитель Белого дома Майкл Маккери впервые во всеуслышание заявил, что решение чеченской проблемы может быть найдено только на переговорах под эгидой ОБСЕ. И этого же — «предоставить широкие полномочия миссии ОБСЕ» потребовала Е. Боннэр в телеграмме, посланной ею Б. Ельцину из больницы.
Такие совместные усилия по интернационализации конфликта и установлению своего рода «опеки» над РФ разворачивались на фоне новых кровопролитных боев в Грозном, часть которого захватили сосредоточившиеся и укрепившиеся в городе группы боевиков. Военнослужащим внутренних войск и милиции в ходе боев 6–9 марта 1996 года пришлось, по сути, вновь отвоевывать чеченскую столицу. И в марте же при президенте РФ была создана рабочая группа по завершению боевых действий и урегулированию ситуации в Чечне [1224], возобновились переговоры в Грозном.
В начале апреля президентом была утверждена представленная рабочей группой программа мирного урегулирования в Чечне и сформирована государственная комиссия по реализации этой программы во главе с В. Черномырдиным. Уже в середине апреля начался вывод части федеральных войск к административным границам Чечни. А в третьей декаде того же месяца произошли два знаменательных события — внешне противоположных друг другу, по сути же представлявших собой элементы единой стратегии Кремля, в преддверии надвигавшихся президентских выборов целенаправленно и напролом шедшего на сдачу армии.
Случайность ли, что тотчас по возобновлении «миротворческой» деятельности В. Черномырдина произошел расстрел боевиками армейской колонны у села Ярышмарды? Погибли около 40 человек, обстоятельства же того, что случилось тогда, 26 апреля 1996 года, у Ярышмарды, необычайно зловещи.
«Судя по тому, какие машины погибли, — рассказывает очевидец, — у духов была четкая информация, что где находится… Мы интересовались, почему помощь пришла так поздно: если бы они пришли на час-полтора пораньше, то в голове колонны кто-нибудь да уцелел бы, а так там до последнего только один БРДМ сопротивлялся, в котором почти всех поубивали.
Как рассказывали потом парни из 324 полка, они доложили, что в ущелье мочат нашу колонну и неплохо бы рвануть на помощь, им ответили, чтобы не дергались, стояли, где стоят. Помощь пришла к нам спустя два с половиной часа, когда уже все было кончено».
Во второй чеченской войне ситуации «Ярышмарды» начнут повторяться с угрожающей регулярностью, так что общественное мнение, не подстегиваемое изменившими свою линию поведения СМИ, перестанет реагировать на них. Но тогда, весной 1996 года, трагическая судьба сожженной колонны была вовсю использована в избирательной кампании Ельцина, которая теперь строилась на ударной теме прекращения непопулярной войны в Чечне. При этом работать приходилось одновременно и на внутреннего, и на внешнего заказчика — то есть на российский электорат и на те уровни международного истеблишмента, которые могли либо поддержать кандидатуру Ельцина, либо отказать ему в этой поддержке.
Задача была непростой — в особенности в том, что касалось электората: как бы ни было пропитано общественное мнение антиармейской пропагандой СМИ, вряд ли представлялось возможным предложить ему откровенную капитуляцию. С чеченской стороны требовалась символически-значимая жертва, которая позволила бы имитировать «победу». Таковой в ночь с 21 на 22 апреля и стал генерал Дудаев. Он погиб в