мистическое влияние проповедника на окружающих. Его изможденное лицо, страстная речь и вся величественная фигура буквально гипнотизировали слушателей. Имя неистового аббата почиталось во всей Европе. А уважения и авторитета прибавлял тот факт, что Бернар неизменно отказывался от епископских и архиепископских мест и званий, которые ему неоднократно предлагали.
В 1146 году аббата пригласили на государственное собрание в бургундском Везеле. Почетного гостя посадили рядом с королем, он надел на Людовика VII крест и произнес пламенную речь, в которой призвал христиан выступить против неверных и встать на защиту Гроба Господня. Можно сказать, что в этот момент вопрос о Втором крестовом походе был решен окончательно.
Любопытно, что у кампании оказался еще один невольный, но весьма активный сторонник и пропагандист. Вот как пишет о нем русский историк Ф. И. Успенский в своем труде «История Крестовых походов», изданном в Санкт-Петербурге в 1900–1901 годах:
«…После разгрома Эдессы значительная часть светских и духовных лиц явилась с Востока в Италию и Францию; здесь они обрисовывали положение дел на Востоке и возбудили своими рассказами народные массы. Во Франции королем был Людовик VII; рыцарь в душе, он чувствовал себя связанным с Востоком и был склонен предпринять крестовый поход. На короля, как и на всех его современников, оказывало сильное влияние то литературное движение, которое глубоко проникло во всю Францию и распространилось даже по Германии. Подразумеваемое здесь литературное движение составляет обширный цикл поэтических сказаний, заключающихся в песнях рыцарей и дворянства. Это устное творчество, обширное и разнообразное, воспевало подвиги борцов христианства, облекало их в фантастические образы, повествуя о бедствиях христиан на Востоке, держало в возбужденном состоянии народ и разжигало его страсти. Не чужды были его влияния и высшие слои — духовные и светские князья…»
Поэтические сказания и песни стали дополнительным и весьма действенным проповедником похода. Итак, Франция была готова двинуть на Восток свою многочисленную армию. Как подчеркивали впоследствии исследователи, войск было вполне достаточно для того, чтобы одержать победу над мусульманами. Однако, окрыленный повсеместной поддержкой, Бернар Клервосский продолжил нести идею крестового похода далее по Европе, за пределами Франции. Вовлечение в него Германии, как показала история, стало не просто ошибкой, а роковым шагом, приведшим поход к фатальному исходу. Германский король и император Священной Римской империи Конрад III пригласил Бернара на празднование первого дня нового, 1147 года. Разумеется, там не обошлось без зажигательной речи. Бернар обратился к императору как бы от лица самого Спасителя: «О, человек! Я дал тебе все, что Я мог дать: могущество, власть, всю полноту духовных и физических сил, какое же употребление ты сделал из всех этих даров для службы Мне? Ты не защищаешь даже того места, где Я умер, где Я дал спасение душе твоей; скоро язычники распространятся по всему миру, говоря, где их Бог». — «Довольно! — отвечал потрясенный король, заливаясь слезами. — Я буду служить Тому, Кто искупил меня». Призыв будущего святого c крестом и мечом отправиться к Святой земле был так убедителен, что монарх также решает принять участие в походе. Конрада горячо поддержала вся воодушевленная Германия.
Сейчас, когда эти события уже дела давно минувших дней, и известно все о бесславном конце Второго крестового похода, существует версия, что именно участие германцев изменило дальнейший ход всего дела и привело к печальным результатам. Главная цель, которую в этом предприятии преследовали христиане, была ослабить мощь моссульского эмира Имад-эд-дин Зенги и, в первую очередь, вернуть завоеванное им Эдесское графство. Историки утверждают, что такое вполне было по силам 70-тысячному, хорошо вооруженному французскому войску, которое по пути увеличилось почти вдвое благодаря примкнувшими к армии добровольцами. И если бы французы решились на самостоятельный поход, то ополчение наверняка пошло бы другим путем, не только короче, но и безопаснее навязанного германскими союзниками.
В середине XII века французы отнюдь не дружили с немцами. Интересы Франции скорее переплетались с итальянскими. Людовик VII и сицилийский король Рожер II были весьма близки и поддерживали друг друга. Поэтому для французского войска вполне разумно было избрать путь через Италию. Оттуда с помощью норманнского флота, а также судов торговых городов, которые активно использовались в Первом крестовом походе, было легко и удобно попасть в Сирию. Собственно, Людовик VII так и собирался поступить и уже связался с Рожером II. Тем более что при прохождении Южной Италии к французским крестоносцам готовы были примкнуть и сицилийцы.
Однако когда союзники обсуждали вопрос о пути и средствах движения, германский король настоял на пути через Венгрию, Болгарию, Сербию, Фракию и Македонию. Эта дорога была знакома первым германским крестоносцам. Конрад заверял, что передвижение войск по территории родственного ему государя гарантировано от всевозможных случайностей и неожиданных препятствий. Также, утверждал он, начаты переговоры и с византийским императором, в успехе которых нет сомнений…
Летом 1147 года Конрад III двинул свою армию через Венгрию. Сицилийский король Рожер II, хоть и не изъявлял твердого намерения присоединиться к походу, но оставаться абсолютно безучастным — значит попасть в изоляцию. Все-таки крестовые идеи имели сильное влияние на умы и души европейцев. Он выдвинул требование французскому монарху соблюсти заключенный между ними договор и отправиться через Италию. Сомневающийся Людовик спустя месяц все же отправился следом за Конрадом. Тогда обиженный Рожер снарядил корабли, вооружил команды, но отнюдь не для участия в общем деле. Он повел свою кампанию в привычном духе норманнской политики на Востоке. То есть приступил к грабежам островов и выходящих к морю земель, принадлежащих Византии, Греции, а также берегов Иллирии, Далмации, по сути являвшихся провинциями Римской империи. Совершая набеги на византийские владения, сицилийский король захватил остров Корфу, откуда было удобно продолжать опустошительные морские вылазки. Более того, он беспринципно заключил союз с африканскими мусульманами, застраховав себя от удара в спину…
Византийские богатства мутили разум крестоносцев и будоражили кровь. Святая земля была еще так далеко, и Христовы воины сметали все на своем пути, грабили храмы и дома, нападали на местных жителей. Буйная, жадная до наживы вооруженная толпа не очень-то повиновалась императору Римской империи, чего больше всего и боялся его византийский коллега Мануил I Комнин. Он настойчиво советовал Конраду III переправиться на азиатский берег Галлиполийского полуострова, чтобы отвести угрозу от Константинополя. Но армия с хладнокровной жестокостью рвалась к Константинополю. В сентябре 1147 года византийская столица замерла в тревожном ожидании. Под ее стенами расположились нетерпеливые германцы, уже разграбившие все, что возможно, вокруг. Со дня на день ожидалось прибытие крестоносцев французских. И уж в этом случае Константинополю не на что было надеяться. Не радовали византийского царя и вести о взятии Корфу, о рейдах сицилийцев по приморским византийским землям. Особое беспокойство вызвал договор Рожера II с мусульманами Египета.
И тогда отчаявшийся Мануил под влиянием казалось бы непреодолимых обстоятельств совершил такой же, противоречащий христианской вере шаг — он вступил в союз с турками-сельджуками. И хотя этот альянс носил не наступательный, а скорее оборонительный характер, главной цели он достиг — по возможности обезопасить империю и дать понять латинянам, что их голыми руками не возьмешь. По большому счету, возникло дополнительное и весьма серьезное препятствие для достижения целей, стоящих перед Вторым крестовым походом. Турки, таким образом, получили возможность противостоять западному крестоносному войску, не опасаясь подключения к нему близких по вере византийцев. А крестовое ополчение оказалось лицом к лицу перед двумя враждебными христианско-мусульманскими союзами:
