по-прежнему запертой в цитадели, а отправиться к Тиру…
Король приказал тамплиерам взять в кольцо шатер епископа Акры Руфина, где хранился Животворящий Крест. Но тут вихрем налетел племянник султана Таки аддин. Острой кривой саблей зарубил он Руфина и с драгоценным трофеем вернулся к своим.
Есть, правда, и другая версия. Мол, накануне гибельной битвы безымянный тамплиер, денно и нощно стоявший подле Креста Господнего на часах, закопал его, дабы спасти от мусульман. Ему было суждено выжить в страшной битве. Много лет спустя он объявится у короля иерусалимского и заявит, что, ежели дадут ему надежного проводника, он отыщет священную реликвию. Три ночи (опасаясь сарацин) рыли песок, но так ничего не нашли…
Исламский мир приветствует битву при Хаттине ликующим криком: «Мы захватили крест распятия, ведущий гордецов!» В другом тексте, написанном современником кровавых событий Имад ад-дином, мы находим причины этого ликования:
«Именно перед этим крестом всякий христианин простирается в молитве; они утверждают, что он сделан из того самого дерева, к которому был привязан Бог, которого они чтят… Они держат его наготове для черных дней и для справления своих праздников… Никто не может оставить его… Потерять этот крест для них значит больше, чем потерять короля, ибо нет ничего, что могло бы заменить его…»
А сарацины атаковали Рога Хаттина со всех сторон: пехота лезла по отвесному северному склону, конница «утюжила» отлогий южный. Рыцари, у которых еще оставались силы — а главное лошади, — попробовали было всплеснуться контратакой. Они подобрались так близко к Саладину, что было слышно, как один из крестоносцев крикнул: «Изыди с дьявольским обманом!»
Но убить султана латинянам не удалось. Обе атаки были отбиты. Принц Ал-Афдаль, находившийся рядом с отцом, воскликнул: «Мы победили!» Ответом ему были слова Саладина: «Мы разобьем их, когда этот шатер упадет». В этот самый момент кто-то подрезал веревки алого королевского шатра. Бой был окончен… «Что еще можно сказать? Сарацины восторжествовали над христианами и поступили с ними по своей воле. Мне пристало скорее стенать и плакать, чем говорить что-либо. Увы! Описывать ли мне нечистыми устами своими, как бесценный Крест Господа — Спасителя нашего — был схвачен проклятыми руками окаянных язычников? Горе мне, что в дни моей жалкой жизни вынужден я видеть подобное…» — эти слова средневекового хрониста не описывают и сотой доли чувств, которые испытывали измученные рыцари, когда их вели в шатер султана. Саладин собственными руками поднес королю чашу с напитком владык: прозрачной озерной водой, охлажденной льдом с вершины горы Хермон. Ги отпил и передал чашу графу Рене де Шатильону. По арабскому обычаю, пленнику, получившему из рук победителя еду или воду, нельзя причинять вреда. «Это ты дал ему напиться — не я!» — воскликнул Саладин. Он выхватил саблю и снес де Шатильону голову. А потом, опустив палец в кровь врага, провел им по своему лицу — месть свершилась.
Некий франк Эрнуль описывает эту сцену несколько по-другому:
«Когда Саладин покинул поле битвы с великой радостью и великой победой и был в своем лагере, он приказал всем христианским узникам, которые были захвачены в этот день, предстать перед ним. Первыми привели короля, мастера Тампля, принца Рейнальда, маркиза Бонифация, Онфруа Торонского, констебля Амори, Хью Гибелетского и несколько других рыцарей. Когда они были все вместе собраны перед ним, он сказал королю, что для него большая радость, и он считает для себя большой честью сейчас, что имеет в своей власти таких ценных узников, как короля Иерусалима, мастера Тампля и других баронов. Он приказал, чтобы сироп растворили в воде, в золотой чаше, и подали им. Он вкусил сам и затем дал его пить королю, говоря: „Напейся“. Король пил как человек крайне жаждущий и потом передал чашу принцу Рейнальду.
Принц Рейнальд пить не захотел. Когда Саладин увидел, что король передал чашу принцу Рейнальду, он разгневался и сказал ему: „Пей, ибо ты никогда уже не будешь больше пить!“ Принц ответил, что, если это угодно Богу, он никогда не будет пить или есть ничего от него (Саладина). Саладин спросил его: „Принц Рейнальд, если бы я содержался в твоей тюрьме, как я сейчас содержу тебя в моей, что по твоему закону ты бы сделал мне?“ — „Господи помилуй, — воскликнул тот. — Я бы отрезал тебе голову“. Саладин чрезвычайно разъярился на такой крайне дерзкий ответ и сказал: „Свинья! Ты мой узник, и ты все еще отвечаешь мне столь высокомерно?“ Он схватил меч в свою руку и вонзил прямо в его тело. Мамлюки, стоявшие наготове, подбежали к нему и отрезали его голову. Саладин взял немного его крови и окропил ею его голову в знак того, что он совершил отмщение над ним. Потом он приказал, чтобы доставили голову в Дамаск, и ее влачили по земле, чтобы показать сарацинам, которым принц много досаждал, какое отмщение он получил…»
Победители и побежденные вместе провели ночь на поле брани. А на следующий день Саладин отправился к Тивериаде, и отважная графиня Эсшива сдала ему цитадель…
Какая же участь постигла пленных? Туркополов — местных наемников — как изменников веры казнили на месте. Остальных отправили в Дамаск. Всем захваченным рыцарям был предложен выбор: принять ислам или умереть. Лишь тамплиерам Саладин приказал отрубить головы сразу — «они проявили большее рвение в бою, чем остальные франки». 230 человек были казнены.
Спасшийся после битвы Раймонд Триполийский благополучно прибыл в Тир. Но какое-то время спустя он был найден мертвым в собственной постели. Причину смерти так и не выяснили, да и на сам ее факт никто особого внимания не обратил. Умами современников владели уже совсем другие герои…
Король Иерусалима Ги де Лузиньян и некоторые из приближенных к нему рыцарей через год после битвы получили свободу — королева Сибилла отдала Саладину в качестве выкупа город Аксалон. Видимо, призрак феи Мелузины стенал у Рогов Хаттина недостаточно громко…
Драма у Хаттина разыгралась 5 июля — а уже 9-го без сопротивления сдался важнейший порт крестоносцев — Акра. За пару недель пали Бейрут, Арзуф, Хайфа, Яффа и Аскалон. Казалось, христианскому господству в Святой земле пришел конец — ведь мощные крепости в ужасе распахивали ворота даже перед небольшими отрядами неверных… 19 сентября Саладин осадил Иерусалим. Военные историки единодушно расценивают этот шаг как абсурдный — ведь, захвати султан побережье (Тир, Триполи, Антиохию), Иерусалим сам бы пал к его ногам. Но для фанатиков джихада Иерусалим был примерно тем же, что «колыбель революции» для гитлеровских войск, а мечеть Омара являлась для них не меньшим символом, чем для коммунистов XX века Смольный или «Аврора». И Саладин повернул на Иерусалим. Как свидетельствуют хронисты, в те дни Священный город был заполнен добрыми христианами, которые надеялись найти за его стенами убежище от страшного врага. Увы, воинов для защиты здесь было совсем немного. Оборону возглавил некий Балеан Ибелинский, старый и мудрый рыцарь, сражавшийся при Тивериаде. Чтобы усилить укрепления, золото обдирали даже с часовни Святого Гроба — и чеканили монеты. В ответ на предложение султана сдаться христиане ответили отказом — здесь принял смерть Христос, и они тоже готовы умереть за веру, вознесясь, как писано в летописях, в небесный Иерусалим…
Саладин встал на западной стороне. 88 лет тому назад на этих холмах располагался Раймунд Тулузский. Но вскоре султан занял позицию Готфруа Бульонского — на севере. Таких же огромных осадных машин, как у крестоносцев прошлого, у него не было — но хитрые магометане сделали подкопы под городские укрепления. Казалось, стены готовы рухнуть в любой момент. А тут еще группа греческих и сирийских христиан перебежала к неверным…
«…Это довершило отчаяние жителей. Балеан Ибелинский и главные лица города явились к Саладину и просили его о том, чтобы он принял капитуляцию на тех условиях, которые он сам предложил жителям до начала осады. Однако Саладин напомнил, что на первый отказ жителей он отвечал клятвой разрушить иерусалимские стены и истребить всех жителей. Несколько раз возвращался Балеан Ибелинский в лагерь султана, но тот оставался неумолим. Однажды старый воин объявил Саладину, что если он не смилосердится над христианами, то они окончательно придут в отчаяние, подожгут Иерусалим и превратят Священный город в кучу развалин и в одну обширную могилу. Испуганный этими словами султан посоветовался со своими учеными законниками. Те решили, что он может принять капитуляцию, не нарушая своей клятвы, и султан подписал предложенные условия…
С приближением дня, в который христиане должны были удалиться из Иерусалима, мысль, что они оставляют навсегда Святые места, прощаются навек с божественной Гробницей и Голгофой, погрузила весь этот несчастный народ в глубочайшее горе; все желали в последний раз облобызать священные следы Иисуса Христа и совершить последнее молебствие в тех церквах, где они так часто молились; слезы стояли у
