неделимое. Сам же орден был измотан и унижен целым рядом крупных поражений. В 1236 году в битве при Сауле меченосцы потеряли треть своего войска, включая и самого магистра Волквина. О том, где проходило сражение, до сих пор спорят историографы двух прибалтийских стран. Латыши считают, что речь идет о Вецсауле, через который пролегал путь из Литвы в Ригу. Литовцы убеждены, что битва произошла у Шяуляя. Несмотря на разногласия, обе стороны не забывают подчеркнуть тот факт, что в составе трехтысячной армии меченосцев были две сотни псковичей. Судя по всему, устав от чрезмерной опеки новгородцев, они искали в Риге союзника — а нашли смерть на поле брани…
Захватчики попали в засаду. Это произошло настолько неожиданно, что рыцарская кавалерия даже не пыталась контратаковать. Большая часть воинов полегла в непроходимой топи литовских болот. Лишь каждый десятый псковитянин вернулся домой.
Снарядили посла в Рим — чтобы поведал папе о жалком состоянии братства. Слезно умолял он о соединении с сильным соседом — тевтонцами. И был услышан. Папа постановил: быть гроссмейстеру Тевтонского ордена сюзереном меченосцев. А им, раз квартируют в Ливонии, отныне называться Ливонским — орденом Святой Марии немецкого дома в Ливонии. И на груди рыцарей отныне рядом с мечами будет красоваться черный немецкий крест…
Рыцари легко захватили территорию к востоку от реки Наровы, «повоевавша все и дань на них возложиша». На землях, прилегающих к Финскому заливу, они создали крепость Копорье — важный плацдарм, позволявший контролировать торговые пути по Неве. И — дерзко вторгшись в самый центр русских владений, вторглись в новгородский пригород Тесово.
Теперь они беспрепятственно грабили новгородских купцов в 30 верстах от города. Богатый край постепенно превратился в пустыню: «Не на чем и орати по селам», — сообщает летописец. «Орати» означает «пахать», но вопль отчаяния и впрямь стоял в те дни по всей Русской земле. «Ни одному русскому не дали уйти невредимым. Кто защищался, тот был взят в плен или убит. Слышны были крики и причитания: в той земле повсюду начался великий плач…»
Вскоре пал древний Изборск. Тогда рыцарям «противу… выиде весь град» — Псков. Но и псковское ополчение потерпело поражение — почти тысяча убитых, бесчисленное множество пленных. Преследуя ополченцев, тевтонцы подступили к городу. С ними был и князь Ярослав Владимирович, сын псковского правителя, еще в 1232 году изгнанный за какие-то грехи новгородцами. Бежавшего приютило Дорпатское (ныне — Тарту) епископство. Разумеется, роль отставного князя была Ярославу не по душе, и он с упорством, достойным лучшего применения, подбивал новых союзников выступить против русичей. За помощь в возвращении княжеского трона местному епископу была обещана ответная помощь в борьбе с Литвой. А тут еще поступили обнадеживающие вести из бывшей вотчины отца Ярослава — часть горожан во главе с боярином Твердило Ивановичем обещала поддержку опальному правителю.
Ивот немцы уже под стенами Пскова. Горит посад, полыхают окрестные села. «…И зажгоша посад весь, и много зла бысть, и погореша церкы… много сел попустиша около Пскова. Истояше под городом неделю, но города не взяша, но дети поимаше у добрых муж в тали, и отъидоша прочее». Рыцари готовились к штурму — но его не последовало. Слово Твердило Ивановича и впрямь оказалось твердым: он сдал Псков немцам. «Великим плачем» наполнилась Псковская земля. Помните жуткий эпизод из черно- белого фильма «Александр Невский»? Закованный в железо рыцарь бросает в огонь рыдающего ребенка… И хотя я в детстве всякий раз крепко зажмуривала глаза, жалобный плач еще долго стоял в ушах. Разумеется, как настоящий октябренок, я и слыхом не слыхивала о библейском избиении младенцев. А вот Эйзенштейн, разумеется, Библию читал, и мрачная тень царя Ирода зловеще маячила «между кадров» фильма. Упоминания о сожжениях встречаются и в древнерусской «Повести о Довмонте». Там рассказывается, как тевтонские инквизиторы заживо сжигали монахов, а также женщин и детей, искавших убежища в монастырских стенах: «Изгониша немцы посад у Пскова марта в 4-й день, черноризиц и убогих избиша, и жены, и дети, и монастыри немцы пожгоша…»
Оставив в захваченном городе двух рыцарей и небольшой гарнизон, ливонцы отправились дальше — на Новгород. «Укорим словенский язык себе» — подчиним русский народ! И одновременно крестовым походом двинулись на Русь шведы. Еще два года назад римский папа Григорий IX «благословил» их короля Эриха Картавого на крестовый поход против Руси: «Воистину, если бы все поднялись против подобных людей и, невзирая на возраст и пол их, целиком истребили, то это не было бы для них достойной карой!» Тем, кто вернется домой, было обещано «отпущение грехов», а павшим — «вечное блаженство». Что ж — вполне достойная цена за «крещение» проклятых схизматиков! А заодно с выполнением этой святой цели не грех и прибрать к рукам балтийские земли. И вот в мае 1240 года в Новгород прибыли кардиналы Гальд и Гемонт. Выслушав их ультиматум, Александр отрезал: «От вас учение не примем!» Видимо, не зря Священное Писание еще в детстве было любимым чтением князя…
А еще, говорят, он до дыр зачитал «Александрию» — книгу о подвигах Александра Македонского. И, чтобы стать вторым Александром, княжич исправно учился — «вседше на коня, в бронех, за щитом, копьем биться». В 10 лет вместе с дядькой он поднимал на рогатину медведя, а когда подрос, участвовал в походах отца. В общем, что такое славный бой, он знал не понаслышке.
Тем временем папские послы, несолоно хлебавши, отправились в Швецию. И в первых числах июля рыцари под командованием ярла Биргера, «в силе велице, пыхая духом ратном», вошли в Неву. Неприятеля сопровождали и католические епископы; они шли с крестом в одной руке и мечом в другой. Высадившись, шведы и их союзники раскинули свои шатры в устье Ижоры.
«С причаливших судов были переброшены мостики, на берег сошла шведская знать, в том числе Биргер и Ульф Фаси в сопровождении епископов…за ними высадились рыцари. В Новгород, где правил Александр Ярославич, полетело дерзкое послание: „Если можешь, сопротивляйся, но знай, что я уже здесь и пленю твою землю“. Впрочем, письмо запоздало — князь уже и так знал о вторжении врага. Ижорский старейшина Пелгусий, бывший язычник, крещенный в православие и нареченный Филиппом (ему была поручена „стража морская“), заметил корабли шведов и сообщил в Новгород. Летописи, впрочем, утверждают — дело тут вовсе не в бдительности Пелгусия. Просто накануне боя стражник имел видение: стоял „при крае моря, стрежашеть обою пути, и пребысть всю нощь во бденьи; яко же нача всходити солнце, и слыша шумъ страшенъ по морю, и виде насадъ (судно) един гребущь, посреде насада стояща мученику Бориса и Глеба в одеждах червленныхъ… и рече Борис: брате Глебе! повели грести, да поможемх сроднику своему Александру“…»
Так или иначе, реакция новгородцев была незамедлительной. Едва услыхав о появлении вражеских судов, Александр, по словам древнего жития, «разгорелся сердцем, вниде в церковь Святыя Софьи (в Новгороде), поде на колену перед олтарем, нача молиться со слезами… и восприим Псаломную песнь рече: суди, Господи, обидящим мя, возбрани борющимся со мною, приими оружие и щит, стань в помощь мне. Скончав молитву, встав, поклонися архиепископу, архиепископ же Спиридон благослови же его и отпусти». И двинулся в поход — «в мале дружине, не сождався со многою силою своею, но уповая на Святую Троицу». Войско свое он собрал всего за один день — никак нельзя было допустить шведов до города Ладоги, нельзя, чтобы разорили они земли русские вдоль Невы! Чтобы преодолеть путь быстрее, решили не плыть по Волхову, а идти «Водской дорогой» от Новгорода через Тесово. Примерно полторы сотни километров рать могла преодолеть дня за два.
15 июля 1240 года в 11 часов утра новгородцы атаковали шведов. Те, не подозревая о близости русских, даже не озаботились охраной своего стана. Неприятельские ладьи — шнеки покачивались на волнах; под лучами солнца ослепительно белели шатры. Златоверхий шатер Биргера был виден издалека. «В Ладожское озеро, оттуда по Волхову на Новгород — честолюбивый зять короля уже зрил себя на княжеском троне… Нападение русских было столь внезапным, что шведы не успели „опоясать мечи на чресла свои“.
И вот уже русская дружина гонит неприятеля к берегу. Пешие ополченцы рубят сходни, топят шнеки. „Ту бысть велика сеча свеем…“ Сам Александр рассказывал после о подвигах шестерых мужей из своей дружины. „…Один из них, Гаврило Олексич, прорвался вслед за бегущим Биргером до самого корабля его,
