— Он человек. Почти, — упрямо помотала я головой.
— Он убийца! Специально созданная машина для уничтожения. Например, сейчас он убивает тебя.
— Нет! — Хотелось заткнуть уши, чтобы всего этого не слышать. Как он может сравнивать? Никто из них не знает Макса так же хорошо, как я!
— Если он хороший, то где он? Почему не приходит тебя защитить? В том, что ты стоишь здесь, в подвале, и боишься, — его вина.
— Я сама пришла. — Говорить было тяжело.
— Как трогательно ты его защищаешь. Мило. Очень мило. Только это ничего не значит. Он остается таким, какой есть. Не переживай! Ты все равно обречена. — Он взял мою руку, поднес к губам.
Я изо всех сил зажмурилась, шепча про себя: «Не будет, не будет, ничего не будет!»
— Позволь представиться, — произнес парень, ленивым движением сбрасывая мою руку со своей ладони. — Меня зовут Дэниэл. Можно Дэн. Я надеюсь, ты не будешь кричать все эти бесполезные: «не надо» и «за что»?
— Я знаю, за что.
Вампир отошел, и я по стенке сделала несколько шагов к лестнице. Уходить было рано, но я не могла удержаться.
— Вы просто завидуете. — Я начала злиться сама на себя, что веду себя так. — У вас позади сотни лет однообразного существования, без возможности почувствовать себя живым.
Дэниэл захохотал.
— Нужна кому ваша жизнь! Смерть гораздо интересней!
И — налетел на меня. Крепкие пальцы вцепились в плечи, моя голова мотнулась от резкого тычка, от локтя по правой руке пробежала огненная боль — удар пришелся на нервное окончание. Я лежала в углу, пытаясь вдохнуть.
— Ах, как больно! — склонился надо мной вампир, и я постаралась сильнее вжаться в угол. — Но это еще не больно. Больно — это когда у тебя отбирают вечность.
— Да кому ты нужен со своей вечностью! — прошептала я, пытаясь спрятать голову, чтобы не получить новый удар.
«Только не звать Макса, не звать Макса!» — взмолилась я мысленно и тут же одернула себя, запрещая вообще о нем думать. Застонала, подтягивая колени к груди.
Думай — не думай, но между мной и им лежит пропасть человеческой жизни. И вот сейчас мне пытались продемонстрировать, насколько вампиры и люди далеки друг от друга.
Прежде чем вновь заговорить, Дэниэл выдержал долгую паузу.
— Больно — это когда знаешь, что все можешь, но не имеешь права ничего сделать. Когда ешь, но не насыщаешься.
Я попыталась сесть. Раздевалка опасно покачнулась. Приход сюда мне виделся теперь все более бессмысленным. Зачем шла? Что хотела узнать?
— Я спрашивал у Карла Первого Английского перед казнью, боится ли он смерти…
Дэн говорил, но слова шли как бы фоном — от страха, от подкатывающего тошнотой ужаса и давящей темноты я с трудом соображала. Карл Первый Английский? Это когда было? Семнадцатый век, Кромвель… Парень беседовал с Карлом Первым? Хорошо, что не с фараонами.
— Король ответил, что смерть не столь уж и страшна. — От склонившегося надо мной вампира дохнуло холодом. Но не тем привычным холодом Макса, которого возможно было согреть, а четырехсотлетним холодом, не знающим, что такое тепло. — Страшнее понимать, что у тебя отнимают власть. Что еще вчера ты мог одним движением пальца отправить всю чернь на виселицу, и вот теперь эта чернь убивает тебя, божественного ставленника! — Мне показалось, что последнее слово эхом прокатилось по подвалу, застряло под потолком. — Карл тогда много чего говорил, причем был абсолютно спокоен, словно наутро была назначена не казнь, а верховая прогулка.
— Что отобрали у тебя? — прошептала я.
Надо было быть очень осторожной, чтобы не сказать лишнего. А вдруг Дэн и правда решил меня убить? Нет, нет, он не сможет. Моя смерть будет не такой. Она будет, как сказал Макс, через много-много лет. От старости. Или ее не будет вовсе.
— Что отобрали, сейчас не так уж и важно, главное, что я приобрету, — Дэн сел передо мной на корточки. Абсолютный мальчишка, кичащийся своим знакомством с Марадоной. Или кто у них там сейчас в фаворе из футболистов? Аршавин? — Пришло время напомнить людям о вампирах. Пора заставить мир содрогнуться, а то он слишком заплыл жиром. Маленькая война ему не помешает.
— За тобой никто не пойдет, — прошептала я, вспоминая всех виденных мной вампиров. Ни один из них не тянул на революционера, готового пасть на баррикадах. — Они боятся!
— Все боятся, когда нет цели. А так она будет — человеческая кровь. Почему одним можно, а другим нельзя? Принцип неравенства — основное условие для любой войны. Ходить по краю, балансировать на грани бытия — вот в чем смысл всего.
— Война всегда заканчивалась созданием новых неравенств.
Я смотрела на Дэниэла, и мне казалось, что передо мной сумасшедший. Зачем его позвала Катрин? Если надеется, что он будет ее слушать, то вампирша ошибается. Дэниэл пришел в наш город со своими идеями.
— Это потом! Но сначала… — с улыбкой произнес вампир. — Гран-при для победителя, сотни утоливших голод вампиров. Я покажу им пример — буду убивать, и со мной ничего не случится.
— Тебя остановят!
Передо мной был тот самый маньяк, заставивший дрожать целый город? Один вампир, испугавший сотни тысяч человек?
— Мир забыл про нас! — Дэн прошелся по подвалу, исчезнув для меня в непроглядной тьме. — На нас никто не подумает. Все ищут человека. И его найдут. Я легко смогу подсунуть им первого встречного.
Пять девушек погибли. И только для того, чтобы он что-то кому-то показал?
— Зачем ты их убил?
— Мне было скучно, — вынырнул из темноты Дэниэл. — Ты уехала, делать здесь нечего — тихий, ничем не примечательный городок. Развлекался. Стрелял по тарелочкам.
Он убивал людей, потому что не было меня? Если бы я никуда не уезжала, все бы они остались живы? Чертова поездка!
— И часто ты так… развлекаешься?
— Вы сами убиваете друг друга, мне остается только слизывать сливки. Но вот беда: в последнее время мало где стреляют. А я люблю смотреть на смерть, люблю видеть момент расставания с жизнью. Это так… смешно.
— Тебя остановят Смотрители.
Подвал утонул в нечеловеческом хохоте.
— Кто? — Дэниэл снова навис надо мной.
— С-смотрители. — Я не имела в виду себя, но ведь Олег говорил о целой организации.
— Смотрители? Жалкая кучка уродов? — Снова хохот, и снова неприятные мурашки, бегущие по спине. — Да они уже давно ничего не могут! Смотрители выродились. Что от них осталось? Ничего! Держатся на суевериях, на победах прошлого. Костры инквизиции, походы очищения, погромы — где все? Попробуй заикнуться, что ты собираешься на кого-то пойти войной, тебя по судам затаскают и засудят только за одну мысль об этом. Потому Смотрители и не шевелятся. Они превратились в легенду. Их время прошло. Из Европы нас выгнали не Смотрители, а люди, их система Тотального контроля. Вампирам теперь ничего нельзя — ни устроить нормальную охоту, ни пожить с размахом. Каждый человек подсчитан, никого не тронь без того, чтобы не начался шум. Даже смерть бомжа теперь событие. Где благословенный девятнадцатый век, когда можно было убивать легко, когда каждый вечер давал удовлетворение! А что теперь? Вампиры разбежались по лесам зверушек ловить, да и те на учете. Убьешь больше нормы, поднимется шум — ах, дикий зверь, ах, много трупов… Присосались к больницам и центрам переливания крови как к последним убежищам. Разве это жизнь?
Дэн театрально развел руками.
