тактическими трюками — столь типичными впоследствии для парфян и монголов, — устремился вперед с главными силами, перед которыми Масинисса медленно отступал, заманивая карфагенян на путь вдоль южного склона гряды к той седловине, где пряталась римская кавалерия. Передовой отряд в тысячу человек был окружен и перебит, а из остальных еще две тысячи были убиты или взяты в плен в ожесточенном преследовании.
Сципион увенчал этот успех семидневным рейдом по округе, очистив ее от скота и запасов продовольствия и создав обширную опустошенную зону в качестве барьера против атаки. Обеспечив себе безопасность снабжения и обороны, он сосредоточил силы на осаде Утики, которую хотел сделать операционной базой. Утике, однако, не суждено было стать вторым Новым Карфагеном. Хотя он атаковал ее с моря и с суши, крепость устояла перед его усилиями и уловками.
Гасдрубал к тому времени собрал силы в 30 тыс. пехоты и 3 тыс. конницы, но болезненные воспоминания об испанских провалах не позволили ему двинуться на выручку Утике до подхода Сифака с подкреплениями. Когда этот последний, наконец, подошел с 50 тыс. пехоты и 10 тыс. конницы, угроза вынудила Сципиона после 40 дней снять осаду с Утики. Перед лицом подавляющего превосходства сил противника положение Сципиона становилось опасным, но он отступил вполне благополучно и построил на маленьком полуострове, отделенном от материка узким перешейком, зимний укрепленный лагерь. Он располагался с восточной, или карфагенской, стороны Утики, на фланге любого наступления на город, и стал позже известен как Кастра-Корнелия (Корнелиев лагерь). Противник окопался примерно в семи милях дальше к востоку, прикрывая подходы к реке Баграде.
Если есть параллель между высадкой Сципиона в Африке и Густава-Адольфа в Германии, то еще более поразительная параллель наблюдается между их действиями в первый сезон на враждебной почве. Штатскому критику обе кампании кажутся ограниченными в сравнении с желанной целью, стоявшей перед обоими полководцами. Обоих критиковали за чрезмерную осторожность, а то и за колебания. И действия обоих были оправданы не только результатами, но и военной наукой. И Сципион, и Густав-Адольф, неспособные по причинам от них не зависящим приспособить средства к цели, проявили редкое стратегическое умение — приспособили цель к средствам. Их стратегия предвосхитила максиму Наполеона: «Все военное искусство состоит в упорядоченной и предусмотрительной обороне, за которой следует быстрое и смелое наступление». Оба стремились сначала заложить основы для наступления, обеспечив безопасную операционную базу, где они могли усиливать свои средства до уровня, достаточного для достижения цели.
Известно, что Густав был глубоким знатоком классиков; не была ли его стратегия в 1630 г. сознательным применением метода Сципиона? И кампания Густава — не единственная параллель, отмеченная в военной истории. Ибо действия Веллингтона, укрывшегося за линией укреплений в Торрес- Ведрас в 1810 г., нейтрализовав превосходящие силы французов, живо напоминают, топографически и стратегически, действия Сципиона перед силами Сифака и Гасдрубала.
В своем безопасном убежище Сципион посвятил зиму укреплению своих войск и накоплению запасов для весенней кампании. Кроме зерна, которое он собрал в своем предварительном рейде, он получил много зерна из Сардинии, а также свежие запасы одежды и оружия из Сицилии. Успех высадки, суровое наказание карфагенян, пытавшихся выступить против него в битве, и, прежде всего, тот факт, что он рассеял ужас перед неизвестностью, высмеял страхи мудрецов, удерживаясь, хоть и с малыми силами, на угрожающей почве Африки, почти у ворот Карфагена, — все эти факторы, вместе взятые, повернули-таки общественное мнение и побудили сенат оказать ему адекватную поддержку. На Сицилию были посланы подкрепления, так что он смог укрепить свои силы войсками, сперва оставленными на острове для нужд обороны.
Но, как обычно, наращивая собственные силы, он не упускал случая ослабить вражеские. Он вновь открыл переговоры с Сифаком, «ибо думал, что страсть последнего к молодой жене могла уже насытиться, будучи неограниченно удовлетворенной». В этом он столкнулся с разочарованием, ибо, хотя Сифак зашел так далеко, что предложил условия мира, по которым карфагеняне оставляли Италию в обмен на римскую эвакуацию из Африки, он не подавал надежд, что бросит карфагенское дело, если война продолжится.
Сципиону такие условия были ни к чему, но он отверг их в весьма сдержанной манере, чтобы у его эмиссаров сохранялся предлог для посещения враждебного лагеря. Причина была в том, что он придумал план ослабить врага и предупредить атаку, которой он опасался из-за огромного превосходства сил противника. Первые посланцы Сципиона рассказали ему, что зимние хижины в карфагенском лагере были построены почти полностью из дерева, хижины нумидийцев — из камыша и соломы, а расположены они в беспорядке и без соответствующих промежутков, и некоторые находятся даже за пределами линии лагерных укреплений. Эти новости навели Сципиона на мысль поджечь вражеский лагерь и, пользуясь суматохой, нанести внезапный удар.
Поэтому в позднейшие делегации Сципион включал опытных разведчиков и отборных центурионов, переодетых слугами офицеров. Пока велись переговоры, «слуги» слонялись по лагерям Сифака и Гасдрубала, отмечая про себя подходы и проходы в лагерь, изучая общий план лагерей, расстояние между ними, время смены и расстановку часовых и передовых постов. С каждым посольством посылались новые наблюдатели, так что максимальное число опытных воинов познакомилось с расположением лагерей. В результате их донесений Сципион убедился, что лагерь Сифака легче поджечь и проще атаковать.
Тогда он направил к Сифаку, который надеялся на мир, новых послов с приказом не возвращаться, пока они не получат окончательный ответ на предложенные условия, заявив, что настал момент либо заключить соглашение, либо со всей энергией продолжить войну. Сифак и Гасдрубал, посоветовавшись, решили, очевидно, принять условия Сципиона. На это он ответил новыми оговорками с целью окончить перемирие, что он и сделал на следующий день, сообщив Сифаку, что, хотя сам он жаждет мира, остальные члены военного совета против него. Таким образом он получил свободу рук для исполнения своего плана, не выглядя лжецом. Несомненно, однако, что он подошел к границе между стратегической хитростью и умышленным обманом настолько близко, насколько это возможно, не переступая ее.
Сифак, сильно расстроенный провалом переговоров, сразу же посоветовался с Гасдрубалом, и было решено выманить Сципиона на битву, если удастся, на ровном поле. Но Сципион был готов к удару, все приготовления завершены. Даже на самых последних шагах он старался запутать и обмануть врага, чтобы получить от внезапности наибольшую выгоду. Приказы, оглашенные войскам, говорили о внезапном ударе на Утику; он спустил на воду свои корабли и погрузил на борт осадные машины, как бы собираясь атаковать Утику с моря, и отправил две тысячи пехотинцев, чтобы занять холм, господствующий над городом. Этот ход служил двойной цели: убедить врага, что удар будет направлен против Утики, и занять делом городской гарнизон, чтобы помешать ему сделать вылазку против лагеря Сципиона, когда он выйдет оттуда для атаки на лагеря главных противников. Таким образом он достиг экономии сил, сконцентрировав основную массу войск для решающего удара, и не потерял из виду принцип безопасности, следуя принципу внезапности. Он направил внимание врага в ложную сторону.
Около полудня он собрал на совещание своих самых доверенных и способных трибунов и раскрыл перед ними свой план. На совещание он вызвал офицеров, которые побывали во вражеском лагере. «Он тщательно расспросил их и сравнил их отчеты о подходах и входах в лагерь, предоставив решение Масиниссе и следуя его совету, ибо тот был лично знаком с местностью». Затем он приказал трибунам пораньше накормить солдат вечером и вывести легионы из лагеря, после обычного сигнала ко сну. Полибий добавляет здесь любопытную нотку, рассказав, что «у римлян в обычае, чтобы трубачи во время ужина трубили у палатки полководца, подавая сигнал расставить по местам ночные посты стражи».
Около первой стражи войска были построены для марша и, пройдя семь миль, около полуночи приблизились к вражеским лагерям, которых отделяло друг от друга около мили. Здесь Сципион разделил свои силы, отдав всех нумидийцев и половину легионеров под команду Лелия и Масиниссы с приказом атаковать лагерь Сифака. Обоих командиров он отвел в сторону и еще раз напомнил им об осторожности, подчеркнув, что «чем больше темнота при ночной атаке мешает видеть, тем больше нужно заменять зрение мастерством и осторожностью». Далее он предупредил их, что не начнет атаки на лагерь Гасдрубала, пока Лелий не подожжет другой лагерь, и с этой целью увел своих людей медленным шагом.
Лелий и Масинисса, разделив силы, атаковали лагерь с двух сторон одновременно, сходящимся маневром. Кроме того, Масинисса расставил своих нумидийцев, поскольку они знали лагерь, так, чтобы отрезать возможные пути к бегству. Как и предполагалось, как только передовые легионеры разожгли огонь, он быстро распространился по первому ряду шалашей, и вскоре весь лагерь был охвачен пламенем,
