— Да не жена она мне. А история, она простая: лесом меня ударило, так ведь вылечили меня. На своих ногах пришёл.
— На своих-то на своих, только вот память меня ваша волнует…
— Да помню я свою жизнь, всю, до каждой мелочи. Ну, может, и забыл что, так это с каждым бывает.
— Бывает, не спорю. Только ведь жену и детей редко кто забывает.
— Да ведь не было их! Может, доктор, она врёт? Приехала ко мне из больницы, зная, что я не женат и что память потерял, да и осталась у меня жить?
— А вот так не бывает. Она действительно ваша жена, и дети у вас есть, и жили вы с ней долго.
— Но я не помню, доктор…
— Ну, так расскажите мне, что вы помните.
— А ты меня здесь после рассказа и закроешь.
— Был бы буйным, так и закрыл бы. А тихих… Что их закрывать? Больниц не хватит.
Валентина ждала Дмитрия полтора часа. Наконец он вышел и протянул ей рецепт:
— На, это тебе выписали.
— Мне-то зачем?
— Ты же меня сюда привезла.
— Ради тебя же…
— Ну, это как посмотреть! Мне-то вроде ничего и не надо.
— А мне надо! При живом мужике, а как вдова живу, — хлюпнула носом.
— Замуж выходят не только портки стирать… Тепла хочется, а от тебя холодом несёт, словно и правда меня никогда в твоей жизни не было.
Отпустив Лешего, врач долго сидел, как бы переваривая услышанное. Рассказ показался ему необычно интересным. Назвать больного сумасшедшим он не мог. Но и объяснения всему, что услышал, не находил. Пусть за небольшую свою лечебную практику он многого ещё не узнал, но дебилов и шизиков уже повидал и изучил. Потеря памяти — это одно точно. Но заполнившая эту потерю и пустоту новая жизнь, которой, конечно, не было, поразила его. И навела на размышление. Версия в голове ещё никак не выстроилась, но он почувствовал, что это может быть связано с тем, что случилось несколько месяцев назад.
А случилось ЧП в больнице, и от него пострадали многие, да он и сам получил строгача с занесением. А смену медбратьев, дежуривших в ту злополучную ночь, уволили. Исчезли сразу четверо больных из палаты изолятора. Решётки целы, замки целы, и вахта божилась и плакала, что не спала. Только люди исчезли, будто их и не было. Не растворились ведь они! Днём до исчезновения сотрудник милиции приходил с какой-то женщиной. Та будто обидчиков своих искала. Они поговорили с ним минут десять, попросили показать этих новых больных. Показал он их. А как не показать, когда женщина их полностью обрисовала, даже во что одеты. С ним же они и заходили в изолятор. Но ведь с ним же и ушли! Только утром больные пропали. Запомнилась тогда ему одна фраза той женщины, как будто и не мужикам в странной одежде сказанная: «На зарю надо идти». И этот Леший так же сказал сейчас. Неспроста это! Потом бомж этот, расстрига, тоже что-то о закате плёл и заре. Интересно, знают ли они друг друга…
Вечером — уже стемнело — к воротам подъехала машина. Валентина, глянув на Дмитрия, как бы глазами спрашивая, кто бы мог быть, пошла открывать. Через минуту машина въехала во двор, хлопнула дверца, и чей-то знакомый голос уже здоровался с Валентиной. В дверь вместе с клубами морозного пара вошёл мужчина.
— Где тут родства не помнящий?
Услышав голос, Дмитрий вышел из комнаты. Перед ним ещё не утративший смущения, покрасневший, стоял доктор.
— Что-то я не понял, что вас сюда занесло? Если забрать меня в больницу хотите, то не поеду. Это я вам ещё в клинике сказал.
— Я не по этому вопросу! Меня заинтересовало, что вы мне рассказали. Ждать я не мог, когда вы ещё приедете. А мне нужно прояснить кое-что.
— Но я-то здесь при чём, если это со мной не связано?
— Я пока не знаю, но что-то наводит меня на мысль, что вы знаете или каким-то боком касались этого.
— Чего касался?
— Да люди у нас как-то пропали!
— А я что, следователь? Искать, что ли, буду? А кто пропал-то?
— Да вот ты назвал их воинами в больнице.
— Теперь понял, о чём вы, — о четырёх пропавших воинах из вашей камеры. Тогда раздевайтесь и проходите. Есть о чём поговорить, если вы верите тому, что я вам рассказал.
— Так, но откуда это вам известно? Мы не выносили этот мусор из избы…
— Как раз об этом-то я знаю…
Уже было за полночь, когда разговор переключился на Светояра, Леший удивлённо вскинул брови.
— А ты откуда о нём знаешь?
— От расстриги. Потом справки в милиции навёл. Так он исчез, оказывается. И исчез почти вместе с тобой, когда ты блудил.
— Вижу, молодой ты, доктор, да ранний.
— Зовите меня Севой. Так где же Женя Светояров? Ну, Сохатый… Видели его на реке на милицейском «Прогрессе» с женщиной, вниз по реке пошёл. Лодку потом нашли, только Сохатый как в воду канул. На него розыск объявлен уже, но пока ничего. Он же с тобой вместе где-то служил, в спецназе вроде?
— Вот что! Никакой он не Женя. Его настоящее имя Светояр, князь Светояр. Служили мы с ним вместе. И всегда вместе были. Только не найдёт его ни милиция, ни ФСБ — его просто нет в этом мире. Он ушёл с ними, со Снежей ушёл. Но это ничего тебе не скажет, ничего. И вернётся ли сюда или нет — одному Богу известно… И ещё, если ты всё же веришь в то, что я рассказал тебе… Те люди, которые со мной соприкоснулись, соприкоснулись с Невзором и Ведеей, они всё забыли по воле Ведеи, как и я свою настоящую жизнь забыл. Только вот не знаю, по чьей воле я… Но то, что я рассказал тебе, — это всё из той жизни, которой вы не верите…
Сейчас в разговоре с доктором Леший понял, что ему делать дальше, раз уж попал в такое положение. Невзор после перехода тоже ничего не помнил, только после того, как солнцу поклонился, память к нему приходить стала.
— Вот завтра с утра, с восхода, и начну. Может, и память придёт…
— О чём это вы? — доктор насторожился.
— Да так, ни о чём, о себе пока.
Валентина приготовила поздний ужин и постель доктору. На столе появилось жареное мясо, початая бутылка водки.
— Поговорили, теперь давайте за стол.
Она принесла стопки, протирая их полотенцем, и неумело разлила водку. Только пить Леший не стал. Валентина удивлённо взглянула на него:
— Раньше ты вроде не отказывался…
— Я не помню, что было раньше, только теперь знаю, что это мёртвая вода.
Доктор с Валентиной чокнулись рюмками и стали пить за то, чтобы не возвратилась тёмная полоса в жизнь Лешего.
— Да не было тёмного!!! Оно было странным и уму не подвластным, но оно было воистину светлым: от светлых людей, от светлых мыслей. И если даже это фантазия бредовая мозга, то это очень красивая фантазия, сказка, которая больше не повторится, и мне искренне жаль.
Леший подошёл и стал смотреть на улицу в окно. В коме он не чувствовал никакой боли. За две недели прожил сорок лет чужой жизни. Но, оказывается, не чужой — скорее своей, о которой мечтал, в
