лица-то почти не было — кровавое месиво. Когда глаза, залитые кровью, закрывал, кровь ещё не остыла и будто впиталась в ладони Николая, проникла через кожу и смешалась с его кровью. Но не грела его она, а жгла, вызывала злобу и желание отомстить. Дико орал он тогда и молотил каменную землю кулаками, порывался уже не уходить, а догонять эту банду… После реабилитации понемногу пришёл в себя. Только привычка осталась на ладони смотреть, будто кровь друга так и осталась. Вину почему-то чувствовал, что не смог вытащить живого…
А послать его, конечно, пошлют. Вон ориентировку дали женщину искать, даже фоторобот составили. А за что её искать, коли вины на ней нет? Времена…
— Ты что, Николай, стоишь? Пошли в дом, нас же ждут.
— Нет, я домой пойду. Жена подозревать начнёт, что не просто мы с тобой здесь чаи гоняем. Про Невзора-то уже известно, что ты его приютил. Не хочу, чтобы про Ведею знала — ревнивая она у меня…
Закрыв калитку за участковым, Леший подошёл к дому. Ведея сидела на крыльце и грустно смотрела на него.
— Наделали мы вам забот…
— Разве это заботы? Тяжелее другое — это ждать тебя. Не вошла бы ты в мою жизнь, я был бы просто Лешим, пропадал бы в лесу и ничего бы не знал. Было бы проще. Только теперь я понимаю, что изменила ты мою жизнь! Другая она теперь будет… Чувствую! Словно глаза открыл! До тебя-то, как вслепую ходил. Натыкался на всё, синяки да шишки себе садил. По-другому всё стало.
Ведея провела ладонью по его волосам:
— Утром братья придут. Только знаю, не нужно ждать Сохатого — пока он приедет! Нужно отправить братьев к отцу, они там сейчас нужнее. А здесь они другой ночи ждать не будут, своё оружие пойдут выручать. А там их перебьют, так как они не остановятся ни перед чем. Для них закон — только слово Невзора, а его нет здесь. Дорога есть туда, чтобы без лодки обойтись?
— Есть, правда, по ней только пешком пройти можно.
— Расстояние не беда, они в лесу, как и ты, — дома. А то и так уже порядком нашумели в селе… Я должна остаться с тобой до той поры, пока волхв не придёт с князем.
— Как с князем?
— С ним. Он встал на путь искупления…
— Давно ли? И что же он хочет искупить?
— Давно, уже тысячу лет он носит косу, чтобы вернуть.
— Но…
— Но прежде должен вернуть своего брата в род. Он в вашем мире, с замерзшей памятью о прошлом.
— Но как же он здесь жил? И жив ли он?
— Он жив. Он в вашем мире стал ребёнком по воле чёрных колдунов. Но он рождён был у нас воином, и здесь он тоже воином стал. А кто — сказать тебе не смею, узнаешь сам…
— Зачем же нужен он вам? Пусть живёт, где ему хочется, раз он предал вас.
— Он выбран был родами, и путь ему был дан Даждьбогом!
— Как всё запутано, Ведея! Наверное, я не смогу понять…
— Ты разведи костёр… Он всё расскажет. И я хочу сидеть с тобою у огня…
У реки куковала одинокая поздняя кукушка. Уже Ильин день прошёл, а она знай себе кукует, всё, видно, лето да вёсну вспоминает. Знать, осень будет сухая да долгая, не скоро ветра подуют холодные, с дождями да слякотью. Спит дом Дмитрия — Лешего. Только у беседки горит небольшой костёр, освещая зелёный кедровник и две склонившиеся друг к другу фигуры. Тишина. Никто ни о чём не говорит. Смотрят в огонь мужчина и женщина, заворожённые игрой пламени. И будто время остановилось для них. Нет прошлого, нет настоящего, нет будущего. Они слились с природой, слились с её дыханием и сами стали частью этой природы.
Утро для летнаба Соколова не удалось. Мечтал попить с мужиками пива после совещания, так как полётов в плане не было. Но оно мечтать не вредно. Только вошёл — вызвал его к себе командир авиазвена:
— По твою душу пришли, точнее, по твоему рапорту. Иди в спецчасть, там тебя дожидается человек из ФСБ. Заварил ты кашу своим рапортом, как прошлый год с посевами мака на старых выселках. Ты, случайно, на них не работаешь? Да ладно, шучу. Иди, ждут тебя. Теперь опять самолёт им подай да катай их…
В спецчасти Соколова ждал седоватый мужчина, одетый в серый, ничем не привлекающий внимания костюм. Но лицо его притягивало. Даже не лицо, а глаза, умные и усталые. И в мыслях у Соколова промелькнуло: им врать невозможно. Тихий голос, задающий вопросы, втягивал в непринуждённую беседу. Мужчина умел слушать, не перебивал, но как только наступала пауза в разговоре, он вопросом загонял Соколова в нужное ему русло.
— Ну, вот ты как думаешь? Кто они? И как туда попали? По твоим словам я определил, что это какая- то секта.
— Не знаю, это вам надо думать, кто они. У меня от них одна головная боль — не запалили бы тайгу. Там боры, сушь, беломошники. Если вспыхнет где, то не поймаешь пожар, а в сопки уйдёт — до снега гореть будет. Я-то знаю…
— А у меня о другом голова болит, чтобы другой пожар не устроили… Что за базу открыли? И кто за этим всем стоит?
— Да нет там никакой базы — костры да шалаши, дети там и женщины.
— Вот то-то и странно… Вылет в двенадцать местного, со мной полетишь. На месте всё надо посмотреть, а потом уже и решать…
— А я-то зачем? У меня вообще-то сегодня выходной, да и пивка хотел попить. И так неделю уже в воздухе болтаюсь, скоро ходить разучусь.
— Ну, это к своему начальству. А здесь интересы безопасности Родины, наконец, или что от неё осталось на данный момент. Если надо будет, и пешком поведёшь, а не только на самолёте… Сажин, подготовь спецов и видео на борт.
Соколов оглянулся: позади него, прикрывая дверь своей широкой спиной, сидел крупный детина. Когда он вошёл, не слышал летнаб, хоть и сидел в шаге от него, не слышал ни дыхания, ни того, как он садился на стул.
— Ну, вы, ребята, даёте! Будто призраки! Меня аж в дрожь кинуло. Ведь не было в комнате никого? И что, все у вас такие бесшумные?
— Не все, но есть.
Глаза фээсбэшника впервые залучились весёлыми искорками.
— Собирайся давай, вечером пивко своё попьёшь.
Ан-2 тихо тарахтел над тайгой, приближаясь к скитам. В пропахшем бензином салоне, кроме двух неразговорчивых людей с кофрами, сидел и командир звена авиабазы. Соколов, проложив путь для пилотов на карте, задумчиво смотрел на блестящий винт, который чертил круг… И покуда он крутится, он обережный… «Чёрт, мысли какие-то левые!» — чертыхнулся Соколов и снова взглянул на проплывающую внизу землю. Дымка, как и вчера, не рассеялась — наоборот, стала более плотной. Не было вчерашних разрывов, и лишь кое-где проглядывался отчётливо лес. «Обратно пойдём — нужно девятый пожар осмотреть: не проспали ли лесники. Что-то дыма больше стало…»
В проходе между пилотскими креслами стоял допрашивающий его человек, с интересом изучая широкие излучины реки, серебром горевшие на солнце.
— Через три минуты будем! Мы уже на подлёте! — перекрикивая гул самолёта, проорал летнаб на ухо человеку в проёме дверей.
Впереди по курсу простиралась широкая луговина. Огромный костёр горел у реки, и чёрный дым поднимался в небо широким шлейфом. Костёр на небольшом расстоянии окружали люди в светлых одеяниях, стоящие в несколько рядов. Они уже не обращали внимания на приближающийся самолёт. Круг
