пошёл?
— Должен каждый внести вклад, своими руками…
Сажин обернулся на заговорившего вдруг Самаритянина.
— Ты знаешь, кто он?
— Координатор от радикального ислама.
— И он тоже был в Братстве?
— Он там с комсомольских времён. Секретарём был когда-то райкома комсомола в одном из районов Новосибирска, но сам пришёл к теням.
— А чем им Ворон помешал? Бизнес?
— Да нет! При чём тут бизнес? Им тоже, видимо, известно, что Ворон — князь, как говорит Данила.
— Пусть даже так, пусть князь, пусть граф, но что может измениться с его смертью?
— Прервётся родовая нить судьбы, прервётся связь небытия и яви. И вот тогда во власть, качаясь тенью, вступит Навь и будет править Русью. Теперь я точно знаю, почему хранил Данила столько лет «живую воду». Чтоб не нарушить законы равновесия! Вы не задумались над тем, что привело вас всех сюда? Кто вас позвал и для чего? Я лишь склоняюсь к одному. Вас память позвала и вольный род Невзора. Вы все потомки его рода…
— А что же позвало тебя?
Самаритянин резко обернулся на голос. Перед ним стоял Леший, которого он никогда не видел, но знал о нём всё или почти всё.
— А ты, наверное, Леший? Зачем же спрашиваешь? Ответ ты знаешь — ты истину познал…
— Быть может, знаю. Виной тому, что здесь ты, прерванная нить.
— Какая нить? О чём ты?
— Та, что связывает человека с его родом через века.
С самого утра Леший ходил по урочищу, пытаясь отыскать хоть какие-то следы пребывания ночных гостей. И вот за два километра от охотничьей базы увидел на реке свежий след пристававшего к глинистому берегу катера. По следу на глаз определил, что катер был большой, а по отпечаткам обуви на песке и на наносной глине — на берег выходили где-то человек десять. Следить, куда они ходили, он не стал, потому как знал: на холм с двумя каменными вершинами. А вот вернулись ли они на катер, не узнал, так как не нашёл следов обратно к воде. Допускал, конечно, что выкинули большой трап и люди не оставили обратных следов, возвращаясь на катер. Но почему-то не верилось, что люди вернулись. Уже под вечер шёл по берегу реки к базе и окончательно понял, что люди остались, спрятались, растворились в тенистой прохладе леса и ждут ночи, чтобы сделать то, ради чего пришли сюда.
Перед самой поляной, где открывалось озеро, вдруг увидел, как тонкая девичья фигура в белом сарафане метнулась между стволов. В голове промелькнуло — это она, Ведея! Он побежал, запинаясь за открытые кедровые корни, и, поскользнувшись на гнилых грибах, ударился головой о дерево. Небо, мелькавшее среди зелёных крон, закрутилось, потом соединилось с землёй, и перед глазами появилась не убегавшая, а идущая к нему его Ведея. Он встал, покрутил головой, стараясь избавиться от наваждения и боли, — видение исчезло. А может, его и не было? А была усталость в глазах от напряжённого поиска следов и отпечатков.
Он привалился спиной к дереву и курил сигареты одну за другой. Сколько уже времени прошло после его комы, в которой он впервые увидел Ведею! И вот сегодня вновь мелькнула она перед его глазами. Она такая же, как прежде! Да разве может она измениться? Она же в памяти… И навсегда останется такой, какой была. Он, Леший, будет стариться, а её не берёт время — оно не властно над ней.
И разве могут сделать что-то приплывшие сюда люди? Конечно нет! Потому что они люди! И навсегда останутся ими — они не станут никогда богами, потому что боги рождаются и живут на небесах. А земля… Она существует для людей: плохих и хороших, вольных и рабов. Человек сам выбирает, каким ему быть, и может меняться в зависимости от условий и жизненных ситуаций. И ничто иное, а только его память, накопившая за тысячелетия опыт выживания, опыт жизнеустройства, опыт противостояния той или иной беде, подскажет и направит на правильный путь.
Вот почему важна родовая нить! И если она прерывалась до времени, то продолжатель рода на какой-то ступени жизни оставался без этих подсказок. Он больше не видит свой дальнейший путь, тот, что начертан ему, и начинает копировать, как живут другие, делать, как делают они, и считает это правильным… Но он повторяет чужую судьбу, идет не своей дорогой и только потом понимает это, потому что не ощущает радости на душе от своей жизни. Живёт потому, что жизнь продолжается, и он выстраивает свою судьбу сам по чьему-то подобию. Но так могут только сильные люди, сильные духом.
А у слабых другая дорога… Слабые же, почувствовав тупик и вакуум вокруг себя, перестают сопротивляться, перестают искать выход и, словно дохлая рыба, плывут по течению: куда вынесет, куда прибьёт. Одни от душевной неустроенности садятся на иглу, другие находят отдушину в вине. Некоторые же, не удовлетворённые ни тем ни другим, прибегают к петле.
Леший достал последнюю сигарету, скомкал пустую пачку и бросил её под ноги. Мысли о родовой нити, пришедшие ему в голову, холодком затронули плечи. Если всё это так, как он думает, значит, Братство Теней изначально, с давних времён, преследовало свои цели, шло тем путём, который показывала их память. Но много среди них тех, у кого эта родовая нить прервана, и они живут, как собратья, хотя могли бы жить по-другому…
А пример тому — Васька. Он вернулся на правильный путь, потому что попал к Ворону, а до этого старался быть похожим на Блина. Значит, не было у него своего пути — шёл чужим, жил чужим умом.
Только человек может сам определить и выбрать, какой дорогой ему идти. Этому невозможно научить. Можно заставить, но тогда человек становится рабом. Вот почему ушёл род Невзора в небытие — он был и остался вольным. На земле бы уничтожили его, а он стал недосягаем ни для кого, он несёт в нашу память мысль, что руссы были всегда вольными. И пока род в небытии, не отнять у русского народа понятие, что такое свобода и воля!
Леший поднялся и пошёл к вотчине князя — охотничьей базе. Для него всё стало на свои места. И когда услышал слова Самаритянина, ответ его не заставил никого ждать.
Ворон лежал посреди двора, накрытый волчьей дохой. Он уже был не в бессознательном состоянии, а просто крепко спал сном уставшего человека. На все просьбы Марии и Винта перенести Ворона в дом дед Данила ответил отказом. Также запретил его будить кому бы то ни было. Пояснил не отходящей от Ворона Марии, что проснуться он должен сам, без чьей-либо помощи. И чтобы лежал Ворон только на земле, точно так, как сам Данила лежал пятьдесят лет назад, когда лечили его старые люди.
Мария сидела рядом с ним на медвежьей шкуре и всматривалась в его лицо. Держала его руку в своих ладонях и что-то шептала ему тихо, одной ей только ведомое. Она разговаривала с ним, не получая ответа, но чувствовала, что он слышит её. Определила это по дрожанию век, по вздрагиванию пальцев. День уже окончился, но прохладу, тянувшую с реки, Мария не замечала. Не замечала, как разошлись люди, стоявшие рядом, и последний, покашливая, поднялся Данила.
— Ты, девка, если что не так, то зови — рядом буду. И не переживай! Хорошо всё с ним! А утром и боль помнить не будет — уж поверь мне, старику. Ещё и деток нарожаешь от него.
Мария вскинула голову, улыбнулась, хлюпнув вдруг носом, и прижала свою ладонь к губам:
— Спасибо тебе, дедушка… Я ведь, будто стебель весной, вдруг силу с ним в себе почувствовала, к свету потянулась! Земля и люди другими показались — добрыми…
— А любовь это в тебя пришла, девка. С ней и птицы по-другому поют — не так, как всегда. Так дело молодое — что ещё на это скажешь? Только ты храни это пение внутри, а то ведь оно за разными заботами забывается. Ты сиди тут: оно и хорошо, что ты сейчас рядом. Он ведь сейчас с другими людьми разговаривает, доселе неведомое познаёт. А как же? Князь!
На балконе сауны собрались все: кто с биноклем, кто просто вглядывался в каменные вершины. Все ждали костров, ведь вчера они были. Васька, стесняясь незнакомых людей, неуверенно рукой показывал в который раз, где и когда вспыхнули мерцающие огни. Леший смотрел на вершины сквозь снятый оптический
