Перламутровая драконица грустно улыбнулась.
– Видите, – сказала она негромко. – Что угодно, только не зависть.
Капитан вздрогнул.
– Зависть? – переспросил он, и вдруг понял, что действительно НЕ ЧУВСТВУЕТ себя ущербным. Он не завидовал – даже в душе, даже в самых потайных уголках разума. По изумлению в глазах друзей, стало ясно, что о зависти никто из них и не задумывался.
Драконесса легонько кивнула.
– Не удивляйтесь, – она вздохнула. – Все правильно. Мы не понимаем къен и не сможем его понять, никто из нас, никогда. Мы способны теоретизировать о возможных преимуществах следующей ступени, мы отдаем себе отчет, что от НИХ столь же далеки, как животные от нас, и все же мы не хотим – не умеем – мечтать о такой судьбе. Как очень верно сказал ваш капитан, – драконесса улыбнулась Огрину, – судить можно разумом, а можно сердцем.
– Есть давний парадокс, наверняка известный землянам, – в разговор вступил серебряный дракон. – Способно ли всемогущее существо сотворить гору, до вершины которой оно не сумеет долететь?
Яускас нервно усмехнулся.
– У нас речь идет о камне, который бог не сможет поднять.
– Вот-вот, – отозвался крылатый. – С разумом та же история. Видите ли, разум действительно всесилен, и границ у познания нет. Беда в том, что разум оказался способен сотворить то, что не в силах осознать. Таким образом, парадокс получил эмпирически найденый ответ: да, бог может создать камень, который он затем не поднимет.
– И с этого мига перестанет быть богом, – шепнула Ичивака.
Повисла тяжкая, гнетущая тишина. Огрин медленно выдохнул и на миг зажмурился, стараясь отогнать убаюкивающее тепло къен, мешавшее мыслить четко.
– Итак, мы прошли испытание, – произнес он размеренно. – Теперь скажите, наконец: в чем тайна этого мира?
Тау горько улыбнулась.
– У вас есть вся информация, чтобы догадаться.
– Я в этом сомневаюсь! – резко возразила Хельга. Драконесса качнула головой.
– Информацией владеет лишь Огрин.
Капитан замер. Его разум вспыхнул лихорадочным жаром.
– Только я?
– Да.
– Почему?
Крылатая ответила не сразу; вначале она некоторое время отрешенно водила когтем в траве. Капитан резко шагнул вперед:
– Почему я?
– Знаете, мы ведь следили за вашим кораблем еще на орбите Земли, когда его строили, – не поднимая глаз, тихо сказала Тау. – Никто не ждал людей в этом тысячелетии…
Космонавты невольно отпрянули. Яускас широко раскрыл глаза:
– Вы посещаете Землю?!
– Иногда, – еще тише отозвалась драконесса.
– С какой целью?!
Тау подняла голову и взглянула прямо в лицо Огрина.
– Мольберт, – сказала она размеренно и четко.
Воцарилось изумленное молчание. Ветер гнал по траве искристые волны, развевал драконьи гривы. Неземная красота пейзажа накладывалась на глубокое, почти интимное ощущение къен, разрывая связи с реальностью, волнуя сердце. Потрясенный Огрин поднял руки к лицу, взглянул на ладони.
– Мои картины, – прошептал он. – Вам известно, что я художник?
Янтарный дракон очень серьезно кивнул. Капитан отшатнулся:
– Картины! – он широко раскрыл глаза. – Этот мир – картина?!
Тау вздохнула.
– Зачем людям живопись? – спросила она негромко. – Ведь есть фотография, кино, голограммы…
– Нет! – крикнул Огрин. – Я не верю!
Изумленный Яускас облизал губы.
– Къен… – прошептал биолог. – Им знакомы эмоции?
– Радость, горе, любовь, все это известно и животным, – глухо произнес Бьорн. – Раз мы унаследовали их от предыдущей ступени…
– …то и следующая унаследует от нас, – закончил Яускас. – Невероятно!
Огрин попятился, упрямо качая головой.
– Нет. Нет! Так не может быть! Это нонсенс!
– Все логично, – сухо заметила Хельга. – Мы, люди, рисуем картины. Творчество дарит нам наслаждение. Почему бы ИМ не рисовать миры?
– Но Вселенная не холст! – в отчаянии крикнул Огрин.
Перламутровая драконесса с легким удивлением склонила голову на бок.
– Почему? – спросила она просто.
– Потому что мы живые! – рявкнул капитан. – Мы разумны, у нас есть свобода воли и собственный путь!!!
Серебряный дракон моргнул.
– Так ведь никто их не отбирает, – заметил он коротко.
Янтарный с хлопком расправил над поляной гигантские прозрачные крылья.
– Мы вовсе не собирались оставаться, когда обнаружили Дуагею тысячи лет назад, – произнес он сурово. – Но первый къен испугал нас сильнее, чем любая опасность в Космосе, с которой драконы сталкивались ранее. Здесь мы ощутили… гармонию. Къен не навязывает, не лишает воли – он демонстрирует. Великий художник открывает вам неоконченное полотно, и одним лишь взглядом дает понять, сколь идеально, прекрасно и… правильно… в него вписался бы ваш образ. Оглянитесь, – янтарный обвел крылом горизонт. – Вы ведь и сами видите, как подошли этому миру драконы. Недостающий штрих, последний мазок, завершающий сказку.
– Королевский зверинец, куда, наконец-то, привезли тигров, – мрачно отозвалась Хельга.
– Нет, – улыбнулась Ичивака. – Скворечник.
Огрин вздрогнул от яркости аналогии.
– Точно, – прошептал он. – Скворечник. Красивое и уютное гнездышко.
– Как может птица устоять? – горько улыбнулась драконесса.
Потрясенный Яускас сгреб ладонями волосы.
– Мольберт. Он смешивал краски на Земле, экспериментируя с цветами, а добившись нужного – наносил мазок. Что будет, если слить зеленый и желтый? Кобылицу и девушку?
Ичивака звонко рассмеялась.
– Среди нас и жеребцы есть, – заметила она лукаво.
Яускас ахнул и широко раскрыл глаза.
– Естественный отбор! – прошептал он. – Вы не способны его пройти, вы погибнете без присмотра. Вот почему на Земле вас больше нет!
– Нас никогда и не было много, – объяснила кентаврия. – Две-три сотни, пока шло творение. Земля всегда оставалась мольбертом, черновиком будущего шедевра. Жить мы должны были здесь.
– В саду Эдема, – выдавила Хельга сквозь зубы. – А люди, выходит, сырье? Нас и в реальности прогнали из рая?
Ичивака недоуменно моргнула.
– Но вы и есть творцы, – отозвалась она с удивлением. – Дуагею и всех нас создал человек следующей вехи.
