Пристальным взором он обводил суровые лица военачальников. Наконец подал голос:
– Кто из вас Гог из Магога? Герцоги переглянулись:
– Он совсем не в себе. Мы с ним только потеряем время.
Готфрид молвил:
– Как знать! Мы до сих пор теряли время с разумными…
Старик уставился на него:
– Тебя зовут Гог?
– Меня зовут Готфрид.
Старик открыл книгу и, перелистнув несколько страниц, нашел в ней какое-то место:
– В книге ничего не написано про Готфрида. Здесь написано иное…
– Обо мне еще напишут книги, – усмехнулся Готфрид. – Обо всех нас, кого ты видишь, напишут…
Старик, повернув книгу к светильникам, водил пальцем по строкам:
– Слушай, что здесь написано: «И было ко мне слово Господне: сын человеческий! обрати лице свое к Гогу в земле Магог, князю Роша, Мешеха и Фувала… Готовься и снаряжайся, ты и все полчища твои, собравшиеся к тебе, и будь им вождем. После многих дней ты понадобишься; в последние годы ты придешь в землю, избавленную от меча, собранную из многих народов, на горы Израилевы, которые были в постоянном запустении, но теперь жители ее будут возвращены из народов, и все они будут жить безопасно. И поднимешься, как буря, пойдешь, как туча, чтобы покрыть землю, ты и все полчища твои и многие народы с тобою», – тут старик ткнул худым крючковатым пальцем в грудь славному рыцарю Готфриду. – А вот послушай! Не о твоих ли деяниях написано?.. «И вострепещут от лица Моего рыбы морские и птицы небесные, и звери полевые и все пресмыкающееся, ползающее по земле, и все люди, которые на лице земли, и обрушатся горы, и упадут утесы, и все стены падут на землю…» Готфрид покачал головой:
– Мне знакомо то, что ты сейчас прочитал. Но действительность, я уверен, превзойдет все пророчества, – герцог взял старца за плечо. – Подойди к карте. Посмотри: за Иконием опять какая-то пустыня, а затем – Киликия. Я слышал, это цветущий край. А за Киликией… видишь, нарисовано?., пути расходятся… Антиохия, Эдесса… От этих богатых городов далеко ли Иерусалим?
Старец удивленно смотрел на Готфрида, потом на карту, разложенную на столе. И опять открыл книгу.
– Здесь написано про смерть и разрушения, которые придут на горы Израиля, но в книге ничего не написано про меня. Посмотри! Ни одного слова…
– Ты о чем, безумный старик? – не понял Готфрид. – Что там должно быть написано?
Старый иудей опять водил пальцем по строкам:
– Пророк не говорит, что несчастный больной Иаков покажет Гогу путь. А если пророк этого не говорит, как я могу это сделать?
Готфрид покосился на герцогов:
– А он не так уж безумен, как мне показался вначале.
Герцоги засмеялись:
– Все иудеи безумны! Они слишком верят своим книгам.
Готфрид крикнул страже:
– Эй! Старца этого – в яму!…
Рыцари схватили старика под руки и повели к выходу из зала. А старик улыбался, бубнил себе под нос:
– В яму – хорошо! Очень хорошо!… Домой, к семье… Хорошо!… Соскучился… Мир вам, добрые люди!…
Только лишь герцоги опять склонились над картой, работу их мысли нарушил мрачный страж.
– Что тебе? – вопросил Боэмунд.
– Я хотел сказать… Поэт повесился. Герцоги вздрогнули:
– Тот красивый мальчик? Как странно! Что это на него нашло?
– Да, – кивнул страж. – Он висит недалеко от ямы.
– Еще не сняли? – разозлился Готфрид. – Снять!…
Страж повернулся, чтобы идти, но остановился:
– Я сниму его. Однако не знаю, что делать с ним дальше. Он поэт все-таки…
Герцоги задумались. Боэмунд Тарентский сказал:
– Поэта звали Порфирий, насколько я знаю. Само имя его подсказывает нам, как быть. Можно найти в этом, Богом забытом, городе пурпурную мантию. Да вот хотя бы в этом зале – порыться в сундуках. Чем они набиты?.. Облечь поэта в царские одежды и с воинскими почестями погрести…
Раймунд из Тулузы предложил иное:
– Ах, я помню, у Порфирия голос был чист, серебрист!… Можно сказать кузнецу, чтобы выковал серебряный гроб. И в этом гробу пронести поэта на плечах до самого Иерусалима. Я уверен, на наших рыцарей это сильно подействует. Они растрогаются. Я знаю, у многих рыцарей твердая рука, крепкая воля, но и мягкое сердце, и нежная поэтическая душа…
Готфрид при этих словах поморщился:- Ах, господа! Вы сами – как поэты. Все усложняете… Меж тем дело не стоит выеденного яйца, – тут Готфрид повернулся к стражу. – Послушай, рыцарь! Без лишнего шума срежь Порфирия и брось его в яму.
Страж кивнул:
– Будет исполнено, государь!
– Да! И еще одно! – удержал его герцог. – Передай, чтоб пришел сюда тот герой.
– Какой именно, государь? – не понял рыцарь. – В наших рядах немало героев.
– Здесь ты прав, рыцарь, – согласился Готфрид. – Однако не всякому герою удается вперед других ворваться на городские стены.
– Я понял, о ком речь, – сказал рыцарь и ушел. Боэмунд, Раймунд и Роберт с любопытством посмотрели на Готфрида:
– Ты что-то придумал, брат?
Готфрид не торопился отвечать. Он подошел к массивным сундукам, стоявшим вдоль стен, и стал открывать их один за другим… Бормотал задумчиво:
– Здесь ткани. Вот запасливый алчный царь! Скопил столько, что не износить бы ему и за десять жизней. А всего-то для савана ему понадобится несколько локтей… И дорогие ткани: паволоки и оксамиты. Сколь чуден этот бархат! А тут шерсть. Тут войлоки… – он подошел к другому сундуку. – Здесь тоже не счесть сокровищ. Кубки, блюда. Хорошая чеканная посуда. Но это все не то…
– Что ты ищешь? – спросили герцоги. Готфрид поднял крышку очередного сундука:
– Кое-что из слов Раймунда показалось мне интересным.
– Что же? – спросил Раймунд.
– Ты говорил о воздействии на рыцарей. Быть может, ты это случайно сказал. Но если не случайно, то поздравляю тебя. Поднять дух у наших рыцарей – весьма разумная и своевременная мысль.
– Конечно, не случайно! – бросил Раймунд. – Я уж давно заметил: рыцари наши как-то приуныли. Наверное, сказываются тяготы пути.
– Вот, вот!… – Готфрид перебирал браслеты, пояса, серьги. – И Порфирий не случайно повесился. Взыграла в нем черная желчь… Как он мог! Проделать такой путь – и так кончить…
– Трудно бывает понять поэтов, – сказали герцоги старую истину.
– Матерь Божья! – воскликнул Готфрид. – Сколько здесь богатств.
Герцоги опять спросили:
– Но что ты придумал? Скажи, не томи.
– Я не придумывал ничего. Все придумано древними, – Готфрид наконец нашел то, что искал, вынул из сундука узенький венец, искусно сплавленный из золотых зубчатых листочков. – Вот оно!… Вспомните, братья, был у римлян прекрасный обычай: отмечать короной воина, первого взобравшегося при штурме на стену.
– Corona muralis, – подсказал Роберт.
– Вот, вот! – кивнул Готфрид. – Если каждый из рыцарей захочет получить такую корону…
