войско христиан и внезапно же отступали, нанеся рыцарям урон. И это продолжалось постоянно.
Также приходилось сражаться и с турками. Но, казалось, никакая сила в мире не способна была остановить крестоносцев. Они неумолимо продвигались вперед. Осады, погромы, стычки и сражения, грабежи населения, буйные пирушки, новые побоища… Это продолжалось из месяца в месяц. Были пролиты реки крови с обеих сторон.
Крестоносцы захватили большой город Эдессу, что стоял на перекрестке многих караванных путей. Это был очень богатый процветающий город, восточная сказка; именно о таком городе рыцари грезили-о городе белокаменных дворцов, тенистых садов, великолепных прохладных фонтанов и бассейнов, о городе несметных сокровищ, о городе изысканных яств, о городе прекрасных женщин…
И многие пожелали в нем остаться. Расположившись хозяевами в сытых богатых домах, крестоносцы объявили местным жителям, что образуют здесь графство Эдесское, – с соизволения Господа на вечные времена.
В следующем году рыцари захватили другой известный всему миру город – Антиохию. Однако Антиохия далась крестоносцам не так легко, как Эдесса. Осаждали Антиохию не один месяц и, штурмуя неприступные, очень толстые стены, потеряли многих бесстрашных воинов. Несмотря на все жертвы, взять город не удавалось. Герцоги отчаивались, глядя снизу на высокие стены гордого города. Каждый рыцарь был на счету. Крестоносцам не приходилось рассчитывать на подмогу – слишком далеко от них был христианский мир. А войско с каждым днем таяло – болезни, смерть от ран, полученных в бою, делали свое дело.
Тогда латиняне пошли на хитрость и подкупили одного из начальников антиохийской стражи. И тот впустил крестоносцев в город.
Обозленные долгими неудачами рыцари сурово расправились с населением Антиохии: они врывались в дома и, не спрашивая ни имени, ни веры, убивали всех подряд – будто задались целью не оставить здесь в живых ни одного человека. Они и сам город бы разрушили, если б он не был так красив и если б не был им так нужен. Византия поглядывала на этот город с вожделением, но латиняне и не думали отдавать Антиохию грекам, – несмотря на все клятвы в верности императору Алексею. Боэмунд Тарентский сел в этом городе на престол и объявил, что образует здесь княжество Антиохийское, – с соизволения Господа на вечные времена…
Дорвавшись до богатой добычи, латиняне на какое-то время остановили свое продвижение на юг – вдоль берега моря. Военачальники крестоносцев, сделавшись правителями богатейших городов, могли бы и удовольствоваться этим и с легким сердцем позабыть о святых землях. Но простые рыцари взроптали и вынудили герцогов продолжить поход. За эти два года византийские послы не раз являлись в лагерь к крестоносцам. Они оглашали герцогам требование Алексея Комнина передать империи завоеванные города; послы всякий раз напоминали латинянам о клятве верности, данной императору. Латиняне вежливо выслушивали послов, заверяли на словах в своей верности, клялись византийцам в вечной дружбе, сыпали обещаниями и вежливо же, а иногда и не очень, выпроваживали послов из лагеря. Ромеи наконец поняли, что крестоносцы им городов не отдадут, и тогда сами стали давить на турок с северо-запада и отнимать у них земли, ранее принадлежавшие империи. Турки, значительно ослабленные междоусобицей и тяжелой борьбой с крестоносцами, не могли противостоять грекам, как прежде. Они вынуждены были одну за другой оставлять византийцам цветущие густонаселенные области и отходить в бесплодные, безлюдные земли.
Латиняне, забирая у неверных крупные города, одновременно осаждали, захватывали и грабили множество мелких. Несмотря на усталость, рыцари сражались самоотверженно. И герцог Готфрид держал слово, на награды и почести не был скуп; стяжая богатства сам, давал стяжать его и рыцарям; по неписаному праву победителя крестоносны грабили каждый город по три дня; в каждом взятом с боем городе очередному герою возлагалась на чело corona muralis.
Глеб, кое-что перенявший от Трифона, был, действительно, непобедим. Не раз приходилось ему вступать в поединок с каким-нибудь могучим турком или сарацином, и всякий раз он выходил из боя победителем. Раза два или три был ранен, но – легко, и в услугах ученых медиков не нуждался. Верные побратимы были всегда при Глебе; они понимали, что только тогда сильны, когда все вместе.
Генрих и Франсуа остались в Эдессе. Моника потерялась где-то в городе Мараше. Каждый выбирал себе судьбу.
А бесстрашный Гийом погиб при очередном штурме Антиохии. Защитники города столкнули на него со стены камень. И этот камень угодил кузнецу прямо в голову – смял в лепешку шлем, раздробил череп. Опознать Гийома было нетрудно – не так уж много великанов оставалось в войске латинян. И даже после смерти кузнец продолжал крепко сжимать в руке молот. С молотом его и похоронили.
Друзья очень скорбели по Гийому. И в следующем же бою постарались за него неверным отомстить.
… И вот по прошествии всех этих событий в один долгожданный день крестоносцы подошли к древнему великому городу Иерусалиму.
К этому времени очень поредело войско латинян. В Святую землю пришла едва ли десятая часть тех рыцарей, что были переправлены византийцами на мыс Дамалис. Многие, многие славные погибли -усеяли христиане своими костьми бесконечные дороги, горные перевалы, рвы, валы и стены городов. Многие неустрашимые стали пищей воронов; птицы выклевывали героям ясные глаза. В том месте, где некогда билось горячее отважное сердце, змеи свивали свои гнезда; там, где прежде блистала мысль, – в черепной коробке, – селились пауки; а где двигался язык, произнося прекрасные речи, творя молитвы, декламируя стихи, – копошились, разрывая добычу, скорпионы… В значительной мере войска рассеялись по завоеванным городам. Склонив к покорности неверных, крестоносцы отнимали их жен и приживали с ними светлоглазых младенцев. И оставались возле тех очагов, которые не потушили… Кто-то, быть может, не выдержав трудностей и лишений, бежал к морю и просился к венецианцам и генуэзцам на их торговые корабли. У купцов были развязаны руки; с таких малодушных, взяв их на борт, они драли три шкуры…
И наконец… Иерусалим. Один из древнейших городов. Обнесенный высокими крепкими стенами, весь в неприступных крепостях и башнях, со множеством ворот, обитых железом и медью…
Крестоносцы видели с холмов, сколь красив этот город. Дворцы, площади, храмы прельщали глаз; сады и акведуки манили – под сенью плодовых деревьев так и хотелось отдохнуть; в городе было много богатых домов, улицы были заполнены толпами нарядно одетых людей, на площадях шла торговля; на крышах многих домов лежали дорогие цветистые ковры.
Крестоносцы еще на подходе к городу издали торжествующий крик. Рыцари кричали и смеялись, потрясали оружием над головой. Сойдя с коней, устраивали пляски. Наконец-то они дошли! Дошли сильнейшие, упорнейшие, избранные… И вот он, этот сказочный город, раскинулся у их ног. Это – их город! Они его возьмут, чего бы это им ни стоило.
Горожане уже знали о приближении латинян и готовились обороняться. Ворота города были закрыты, на стены подняты камни, котлы с водой, дротики и копья. Жители вооружались и подбадривали друг друга.
Когда крестоносцы явились под самые стены, возбуждение их несколько поутихло. Очень уж высоки были эти стены, впечатляли. Рыцарям стало ясно, что взять город будет нелегко. Стражи смотрели на них сверху и нагло улыбались. Эти улыбки злили рыцарей.
Военачальники латинян решили для начала вступить в переговоры.
Готфрид Лотарингский сказал Иерусалиму так:
– Не сегодня, так завтра, но, город, мы возьмем тебя.
Иудеи и сарацины посмеивались на стенах, хотя им, наверное, в этот день было не до смеха. Готфрид продолжал:
– Но лучше бы тебе открыть ворота по доброй воле, Иерусалим!
Воины, сидевшие на стенах, поутихли. Слушали. Герцог уже обращался к ним:
– Если вы впустите войско в город, мы не тронем вас. Мы найдем возможность жить в одном городе и хранить добрые соседские отношения.
Горожане не поверили этим словам, прокричали зло:
– Вы – палачи! Жестокосердные люди! Вы разорили тысячу городов и селений. И всюду устраивали
