– Ты раздевала меня? Рахиль кивнула:
– У тебя красивое тело. Ты истинный воин. Глеб здесь смутился от того, что Рахиль видела его обнаженным, но ничего не сказал.
И тут в дом вошел старик. У него было очень темное лицо. Наверное, этот старик все время проводил под солнцем; возможно, он был пастух. Глеб догадался, что это тот самый Захария.
Старик спросил:
– Как наш человек?
– Он очнулся, – ответила Рахиль.
– Это хорошо! Очень хорошо, – Захария положил Глебу на лоб руку. – Это дает надежду, что он поднимется. Все решат ближайшие несколько дней. Может, отек пережимает каналы… Отек сойдет… Интересно, как его зовут? Не иначе – Самсон.
Рахиль сказала:
– Дедушка, он понимает наш язык. И даже говорит. Захария сделал удивленное лицо:
– Это правда? Глеб кивнул. Старик оживился:- Мы не знаем, как тебя зовут, герой.
– Глеб.
Старик почесал щеку:
– Кажется, это не латинское имя. Откуда ты? Глеб назвал свою страну.
Захария покачал головой:
– Это очень далеко. Это дальше Алании, дальше Скифии. Где-то там, на твоей родине, рождается ветер Борей. Я об этом читал в греческих книгах. А еще дальше – страна вечного мрака…
Рахиль испуганно округлила глаза:
– Оттуда этот человек?
– Да, почти оттуда, – кивнул старик. Рахиль покачала головой:
– Теперь мне понятно, почему он так бел. У них никогда не бывает солнца.
Захария сказал ей:
– А теперь приподними его плечо. Я ощупаю рану.
Рахиль сделала, как велел старик. Захария осторожно сунул под поясницу Глеба руку и, ощупывая легонько края раны, задумался. Потом сказал:
– Отек уменьшается. Скоро может наступить улучшение. Но если оно не наступит через три дня, оно не наступит никогда. Это будет значить, что поврежден позвоночник.
Старик достал из-за пазухи рожок, откупорил его и высыпал в чашу какой-то порошок. Потом залил порошок кипятком, передал чашу Рахили:
– Пусть он выпьет это. И не тревожь его разговорами. Он должен уснуть.
Рахиль, приподняв Глебу голову, дала ему выпить лекарство. И через какое-то время он почувствовал, будто тепло, будто сама жизнь разливается по его телу. Словно он выпил хорошего вина. Глебу стало легко и отчего-то приятно. Потянуло в сон. Закрывая глаза, Глеб слышал, как уходил старик. А еще он слышал, как рядом плакала женщина…
… Глеб проснулся от яркого света. Глеб повернул голову. Солнечный луч, проникая в узкое оконце в глинобитной стене, падал в угол, в котором стояли большие глиняные горшки. От горшков едва слышно пахло кислым молоком.
Глеб осмотрелся. Помещение, в коем он находился, было довольно просторное. У дальней стены располагался очаг с дымоходом. За очагом, под самым потолком – еще одно ложе, значительно шире того, на котором лежал Глеб. Несколько деревянных сундуков вдоль стен. А в стенах – множество углублений- полочек со всякой утварью. По углам – светильники. Пол земляной со ступенями, укрепленными камнем. Это жилище, видно, было полуземлянкой.
Снаружи блеяли овцы, кричали ослы.
Отворив ветхую дощатую дверь, вошла Рахиль. Увидев, что Глеб проснулся, она принесла к нему чашу с молоком и напоила. И даже приободрила:
– Старик сказал: все будет хорошо.
– Он опять приходил?
– Да. Он погнал овец на пастбище, – Рахиль на минуту задумалась, потом спросила: – Можно я буду называть тебя Самсоном? Мне непривычно звучание твоего имени.
– Почему Самсоном?
– Тебя все так называют в селении.
– Разве тут целое селение?
– Да. В горах. Правда, не очень большое.
Глеб был не против, чтобы его называли Самсоном. И сказал об этом. Но потом опять спросил, почему его называют именно Самсоном. Рахиль ответила:
– Ты поступил, как Самсон. Глеб удивился:
– Я знал в Константинополе Самсона. Он был булочник.
Рахиль едва-едва улыбнулась:
– Я говорю о другом Самсоне. О герое.
– Разве булочник не может быть героем?
– Может, конечно, – не могла не согласиться Рахиль. – Но тот Самсон, сын Маноя, был настоящее солнце…
И Рахиль рассказала Глебу легенду о том, как богатырь Самсон наказал коварных филистимлян, обрушив на них храм. Он погиб и сам в развалинах храма, но с Самсоном вместе погибло столько врагов, сколько он, непобедимый воин, не убил за всю свою жизнь.
Потом Рахиль спросила:
– Откуда ты знаешь наш язык?
– Там, в Константинополе… Меня научила одна женщина.
Рахиль посмотрела на него внимательно:
– Она была молодая?
– Старая, – Глеб улыбнулся. Рахиль сказала:
– Это странно, что ты так усердно учился у старой женщины…
– Что же тут странного! Были долгие зимние вечера.
Под вечер этого дня Глеб вдруг начал чувствовать боль.
И Рахиль сказала:
– Думаю, это хороший знак. Нам будет, чем похвастать старику.
Когда солнце почти уж совсем село, со двора опять донеслось блеяние овец. Это Захария пригнал отары. Он и сам скоро вошел в дом.
Рахиль сказала ему:
– Радуйся, дедушка! Ты был прав. Наш Самсон сегодня почувствовал боль.
Захария, улыбаясь, подошел к Глебу и велел ему подвигать рукой. Но у Глеба ничего не получилось. Старик сказал:
– Забудь, юноша, печаль! Вслед за болью придет исцеление…
И он, попросив Рахиль ему помочь, перевернул Глеба на бок. Осмотрел рану на пояснице.
Ощупывая края раны пальцами, старик приговаривал:
– Мне удается врачевать овец, ослов и лошадей. Почему же не удастся исцелить человека?
– Конечно, дедушка! – поддакивала Рахиль. – Разница небольшая.
Захария подвинул поближе к себе светильник и прокалил на огне острие ножа. И сказал:
– Я чувствую уплотнение. Оно и мешает тебе, герой. Я разрежу его. И посмотрим, что из этого выйдет. Не бойся.
– Не боюсь, – сказал Глеб и стиснул зубы. Старик ткнул в какое-то место ножом, и Глеб почувствовал, как по пояснице потекло что-то горячее.
– Это старая мертвая кровь, – объявил Захария. – Ее много здесь собралось после удара, и она сдавливала тебе спинной мозг. Все будет хорошо, Самсон.
Глеб улыбнулся и простонал:- Я и сам это чувствую, – и тут он приподнял руку и погладил Захарию по плечу. – Ты великий целитель, дедушка!
