тектоны! Как только у них мозги не взрываются?! Ну, разумеется, «многовекторное мышление», то бишь способность думать одновременно во многих плоскостях. Что там еще?.. «Чувство мира», сиречь мгновенное извлечение полной информации о любом участке матушки Галактики. «Дыхание тектона» неконтролируемые инфразвуковые импульсы, как плата за все эти удовольствия. Да еще скромная помощь всех нас и нам подобных… Хвала небесам, Галактика велика и просторна! Но ведь она пронизана разумом насквозь, скоро ей станет тесно. Вот тогда-то всем придется жарковато.
— Неужели так плохо? — спросил Кратов с недоверием.
— Почему плохо? — изумился Гунганг. — Разве я сказал «плохо»? Я сказал сложно. Это же естественное состояние высокоорганизованной материи. Хорошо и просто живется лишь инфузориям: набрела на лакомый кусочек — лопай, не набрела — впадай в спячку до лучших времен… Конечно, доброжелательность органически присуща всем членам Галактического Братства. Ну, практически всем! - поправился он, увидев ироническую ухмылку Кратова. — Согласись, что Ярхамда и Вифкенх вполне лояльны к базовой идеологии Братства. Что же до эхайнов, то это какое-то нелепое и непонятное отклонение от нормы…
— Кто такие эхайны? — быстро спросил Кратов.
— Зубная боль тектонов. Да теперь и наша тоже, — отмахнулся Гунганг. Лучше тебе про них не знать. И мне заодно… Так вот, к вопросу о доброжелательности. Когда речь идет о будущем целой разумной расы, приходится наступать на горло самым благим намерениям. Тогда-то и срабатывают законы Братства, которым следует подчиняться неукоснительно, ибо они объективны. Взвешивать не только личную выгоду, но и выгоду соседей. Иначе рано или поздно припрет и тебя… Уметь уступать! Способность уступать — свойство, присущее только высокоразвитым цивилизациям…
Гунганг проворно поднялся и с наслаждением потянулся.
— В сущности, лишь один закон действует в нашей Галактике, — заявил он. А все прочие — лишь следствия из него.
— Что же это за закон?
— Разум должен быть вечен. Это закон законов. Закон больших звезд! Обведи его себе в рамочку, мальчик, и повесь на стену. Он обуславливает необходимость взаимопонимания между всеми мыслящими существами. И неизбежность образования пангалактической культуры. И то, что убивать себе подобных и неподобных нельзя. И то, что мы с тобой проторчим среди себе неподобных всю жизнь. И то, что ты сейчас уснешь, а я убреду к себе, потому что видеала ты в своих хоромах пока что не сотворил…
— Это я, к стыду своему, упустил, — покаялся Кратов.
— …а мне он нужен позарез, и поэтому я спать не буду, как и пять предыдущих ночей и миллион последующих.
— Если это правда, то вам необходимо отдохнуть. Фред, — сказал Кратов рассудительно. — В наших делах нужно иметь свежую голову.
— Пустяки, — беспечно произнес Гунганг. — Я вообще могу не спать. И ты сможешь, когда потребуется. А про «свежую голову» занятно было бы рассказать моим нынешним клиентам. — Он захихикал. — Дело в том, что означенный орган у них попросту отсутствует.
— Послушайте, — забеспокоился Кратов. — Вы сейчас уйдете и снова исчезнете. А я хотел бы о многом поговорить с вами.
— Мальчик, — нежно сказал гигант. — Говорить с тобой — одно удовольствие. Потому что ты не перебиваешь, а только поддакиваешь и задаешь не так чтобы уж очень глупые вопросы. Ты гениально слушаешь собеседника, и я с ностальгией буду вспоминать о тебе среди бесцеремонных посредников. Которые постоянно норовят тебя перебить и требуют разъяснения каждому твоему слову, да еще с привлечением синонимов… Я буду стремиться к тебе! Ну, за тот бесконечный промежуток времени, что ты проведешь на Сфазисе, мы наверняка увидимся еще не раз. А теперь я удаляюсь, ибо ночью как любит подчеркивать милая девочка Руточка, спят мышата и ежата, не спит только старый черт Фред Гунганг. Что же до тебя, то ты еще крайне юн, чтобы обижать ее непослушанием… Кстати, я эту белую девочку не увижу, и потому доверяю тебе поцеловать ее от моего имени в ясный, неомраченный заботами лобик.
С этими словами он ринулся в темную гостиную. Оттуда сразу же донесся грохот роняемого контейнера, хриплые апелляции к дьяволу и звук торопливых тяжелых шагов. Жалобно скрипнуло крыльцо, зашуршала дверь. И все стихло…
7
Поутру Кратов обнаружил в кабинете обещанный лингвар. Некоторое время он молча стоял возле прибора, затаив дыхание, и упивался сладостью минуты. Никогда еще в его распоряжении не было такого мощного инструмента. Трудно было вообразить, какие горы он не мог бы теперь своротить. Верно, так же чувствовал себя пещерный человек, окунув корявые свои пальцы в лужицу охры… Наконец Кратов отважился погладить «Мегагениус» по матовому боку. Примостившийся у письменного стола когитр взирал на происходящее с философским равнодушием, лениво помигивая глазенками-видеорецепторами.
— Спасибо, — сказал Кратов, обращаясь к незримому Буратино.
— Это вы мне? — осведомился когитр и на всякий случай ответил: Пожалуйста.
На радостях Кратов искупался в пруду — вода показалась ему жутко холодной, — а затем вдоволь надурился на берегу с Полканом, донельзя ему за то благодарным. Придя на лужайку, он застал там Руточку и второго секретаря, ожесточенно рубившихся в бадминтон. Рошар, обнаженный по пояс, бил точно и, как показалось Кратову, безжалостно. Его движения были расчетливы и до автоматизма выверены. На голом черепе проступали мелкие росинки пота. Что же касалось Руточки, то от нее валил пар.
— Достаточно, сударыня, вы побеждены, — с церемонным поклоном объявил Рошар. — Благоволите признать этот очевидный факт.
Закусив губку, Руточка швырнула ракетку в траву и ушла за деревья. Кратову это не слишком понравилось. Он было двинулся следом, лихорадочно вспоминая, кайми словами полагается утешать хорошеньких женщин. Но на полпути его перехватил Рошар.
— Приветствую вас, коллега, — невозмутимо произнес он. — Каково ночевалось? Как это у русских: «На новом месте приснись жениху невеста»?.. Пусть вас не смущает несколько подавленное настроение нашего очаровательного эколога. Руточка желала доказать мне, что ввиду чрезмерного усердия в своей деятельности я пренебрегал телесным благополучием и стал-де окончательно немощен. Мы заключили пари. Естественно, я одержал полную викторию, как и в прежние добрые времена. А женщины, да будет вам ведомо, не любят терпеть поражений — нигде и никогда… Какой вид спорта вы предпочитаете?
— Борьбу, — мрачно ответил Кратов, высматривая обиженную Руточку.
— О, достойное похвалы увлечение! — воскликнул Рошар и внезапно кинулся на Кратова, обхватив его жилистыми руками поперек туловища.
Прежде чем застигнутый врасплох Кратов успел опомниться, сработали условные рефлексы. Второй секретарь безо всякого вмешательства сфазианских служб взлетел примерно на высоту собственного роста — только ногами вперед, а затем с воплем обрушился на траву. В последний момент Кратов заботливо подстраховал его и аккуратно приземлил на обе лопатки. А подоспевший к месту событий Полкан тщательно и со вкусом облаял побежденного.
— Пожалуйста, не сердитесь, доктор Рошар, — расстроенно проговорил Кратов. — Но вы первый начали…
— Бесподобно, — просипел Рошар. — Что это было?!
—
— Звучит впечатляюще. А выглядит и много более того… Но не затруднит ли вас, коллега, убрать руки с моего горла, пока я еще немного дышу?
— Да, разумеется, — смутился Кратов и отпустил Рошара.
— Напрасно, — мстительно промолвила подошедшая Руточка. — Вот было бы славно поставить его на голову и продержать в таком положении до обеда. И унизительно, и хоть какое-то обращение кхатха-
