отполированную догола, желтую, словно из слоновой кости.
— Вот и клюка, — промолвил он с нервным оживлением.
— Кратов, Кратов… — сказала Рашида. — Ты боишься.
Он обернулся. Рашида сидела на верхней ступеньке трапа и спокойно курила. На ее смуглое лицо падала густая, почти непроницаемая вуаль теней от сплетенных крон, и под этой вуалью ясно светились одни только огромные, пронзительно-синие глаза.
«А ты все так же беспощадна», — подумал Кратов. Вслух же согласился:
— Пожалуй… А это часом не твоя клюка? Удивительно, однако все душевное смятение тут же выветрилось напрочь.
— Хорошо, — сказал он, собираясь с мыслями. — Прочь детские игры… Стас! — крикнул он в черный провал окна. Я пришел.
Рашида за его спиной коротко рассмеялась.
— Он тебя ждет не дождется! — сказала она.
— Это была дань учтивости, — проворчал Кратов. — Стас, выходи. Или позволь войти нам.
Хижина молчала.
— Тогда я иду без приглашения!
Он с величайшей осмотрительностью поднялся на крыльцо, не вызывавшее у него ни малейшего доверия. Доски запели, прогнулись, но сдюжили. Толкнул обшитую не то кожей, не то грубой просмоленной тканью дверь — та распахнулась с сатанинским визгом.
— Мы опоздали, — сказал Кратов. — Здесь никого нет.
— Ты знала это?
— Нет, — услышал он голос Рашиды прямо у себя за плечом. — Но ожидала чего-то подобного.
— А я знал. Мы еще только приземлились, а я уже знал, что никого здесь не встречу. Если помнишь, нас двадцать лет назад учили воспринимать эмо-фон.
— Что?..
— Эмоциональный фон. Сейчас его так называют… из экономии фонетических усилий. Так вот, я слышал лишь твои эмоции.
«Твои мысленные насмешки, за которыми ты прячешь собственную слабость», про себя прибавил он.
— Чего же ты боялся? — спросила Рашида. Кратов подумал.
— А бес его знает, — сказал он.
— Зачем кричал всякие глупости?
— Вопрос тому же адресату… Наверное, я опасался, что за эти годы Стас не забыл, как глушить свой эмофон.
— А он и не забыл. Он ничего не забыл…
Женщина миновала его и уверенно прошла вперед. Протянула руку куда-то вверх, — звонко щелкнуло, и в дальнем углу прихожей вспыхнул слабый желтоватый фитилек. Осветилась и вся хижина, хотя проку от этих тужащихся из последних сил язычков искусственного огня было чуть-чуть.
— Вот, — неопределенно сказала Рашида, касаясь ладонью иссохших вязанок душистых трав, что были некогда развешаны по стенам и забыты.
Они вместе вошли в единственную комнату. Под ногами хрустела нанесенная ветром земля, в которой ощущались какие-то осколки. На грубом деревянном столе тоже лежал слой земли.
Кратов смел ладонью мусор со скамьи и сел, поставив палку рядом.
— Наверное, я что-то должен сказать? — спросил он. — Что-то приличествующее моменту?
Рашида медленно, будто сомнамбула, бродила по этому пустому, нежилому, изначально непригодному для человеческого обитания помещению. Дотрагивалась до чудесно уцелевших вещей — глиняная ваза… распухшая от сырости старинная книга в толстом, утратившем всякий цвет и форму переплете… скомканная и небрежно брошенная в угол тряпка, в которой с трудом угадывалась мужская куртка вышедшего из моды покроя.
— Здесь он прятался от всего мира, — сказала Рашида. — От всей вселенной. Совершенно один. Всегда один.
— По-моему, он был здесь не первый, — сказал Кратов.
— Ты прав. Этот дом всю свою жизнь только и тем и занимался, что укрывал беглецов. Здесь непроходимая тайга. Сотни километров забытой богом и дьяволом тайги. Стена сросшихся воедино издыхающих и попросту больных деревьев. Неразрывное кольцо мертвых, источающих трупный газ болот. И посередине — этот островок сухой и тоже умирающей земли. Здесь тысячу лет прятались беглецы. Преступники, каторжане, иноверны… Те, кто добирался до этого угора, становились недосягаемыми для преследователей.
— Кто мог преследовать Стаса Ертаулова? — пожал плечами Кратов. — Какой закон он преступил, что решил прятаться от вселенной?
Рашида не ответила. Она опустилась на колени, подняла какой-то небольшой предмет и зажала его в кулаке.
— Наивно все это, — продолжал Кратов. — Таиться от вселенной — в хижине посреди сибирской тайги. Все равно, что от детских кошмаров под одеялом…
— Стас это понимал, — сказала Рашида. — Он знал, что это всего лишь одеяло. Но ему как раз и нужно было одеяло.
— Наивно, — повторил Кратов. — Ты не пряталась. Я не прятался. А он…
— Что касается тебя, — усмехнулась Рашида, — ты, по обыкновению своему, будучи тяжелой машиной-танком, органически не умея и ненавидя отступать, попер на вселенную в лобовую атаку. И она, выждав момент, все же отшвырнула тебя сюда, на Землю. Чего бы ты себе ни воображал…
— Это я сам решил вернуться. И совсем ненадолго. Я в любой момент — хотя бы и сейчас, — могу взнуздать Чудо-Юдо, и только меня здесь и видели!
— …какие бы оправдания ни придумывал. Они замолчали.
— Сядь, пожалуйста, — попросил наконец Кратов. Рашида приблизилась.
— А ты не боишься, что я тебя укушу? — спросила она с иронией. — Когда-то ты ненавидел быть рядом со мной.
— Это было очень, очень и очень давно, — возразил Кратов. — Миллионы лет назад. Примерно при динозаврах. В общем, до того еще, как построили эту хижину.
— Мне кажется, ее никогда не строили, — промолвила Рашида. — Она просто родилась из этой земли. Выросла, как… как ядовитый гриб.
Рашида села на скамью, ее плечо касалось плеча Кратова. Он чувствовал тепло ее тела, запах ее кожи и спутанных черных волос… «Что происходит? Что я делаю, черт подери? Зачем?!»
— Рашуля, — сказал он. — За эти миллионы лет я перестал бояться женщин.
— Что? — спросила она рассеянно.
— Так, пустяки, — улыбнулся он. — Я не о том… Ты — сорвала меня с места, протащила за собой через половину мира. Вот мы здесь. И что же? Зачем это? Застать Ертаулова ты всерьез не надеялась. По меньшей мере лет пять здесь никто не обитал. Наверное, ты хочешь сообщить мне нечто важное?
— Я не знаю, чего хочу. Вот уже двадцать лег не знаю. Раньше, кажется, знала. А теперь хочу всего, и все мне смертельно наскучило. Нечто важное… Что может быть важным в этом мире? Что важно для тебя? Ты можешь это сказать?
