осведомился Понтефракт.
— Подите к дьяволу, Бруно, — сказал Кратов. — Я не собираюсь в вашей компании надуваться этим мерзким пойлом. У меня свидание, и по крайней мере в его начале я намерен быть трезв и благоухать.
— Снежная Королева, — неопределенно хмыкнул Понтефракт, — Зря вы это затеяли, друг мой. Феи очаровательны, но это всего лишь феи. Когда им не хватает женских чар, они прибегают к колдовству…
— Я это знаю, — перебил его Кратов. — И про ферромоны, и про аттрактивную ауру, и про гипнопластику… Можно подумать, земные женщины не пользуются теми же маленькими хитростями!
— Пользуются, — охотно согласился Понтефракт. — Еще и как! Земные женщины… не говоря уже об эльдорадских… это, Константин, такие особенные животные, что только диву даешься… Между прочим, ваше намерение благоухать — из той же оперы. А во мне говорит уязвленный шовинизм. Что же, вам простых тритойских девушек мало, коли вы волочитесь за приблудной чужачкой?! — Он сделал иезуитскую паузу и добавил: — В особенности после Озмы.
— Озма… — усмехнулся Кратов. — Озма — это святое… Как вам это в голову могло прийти? Это сколько же нужно залить в себя пива, чтобы даже вообразить такое?! Я лишь охранял ее… как умел.
— Ну-ну, — недоверчиво пробурчал Понтефракт. — Это вы своей фее будете вкручивать, а меня, старого греховодника, на эту лабуду не купите.
— Заткнитесь, Бруно, — миролюбиво сказал Кратов.
— А правда, что теперь вы — эхайнский граф? — неожиданно сменил тему Понтефракт.
— Правда.
— И у вас есть свой замок?
— Даже несколько. И в обозримом будущем я принужден буду вступить во владение всей графской недвижимостью, а также преклонить колено перед родовым алтарем Лихлэбров.
— И официально представиться хирарху, — подсказал Понтефракт.
— Гекхайану, коллега, — поправил Кратов. — Нигидмешту Оармалу Нишортунну, Справедливому и Беспорочному гекхайану Светлой Руки. Только я ему уже представлен.
— Ах, да — это, верно, произошло, когда вы ударили по рукам насчет его помолвки с Озмой…
— Помолвки не было, и по рукам никто не бил, — запротестовал Кратов. — Озма всего лишь любезно приняла приглашение гекхайана погостить в его резиденции на Эхлиамаре. И немного попутешествовать по мирам Светлой Руки… По-моему, она впервые по-настоящему влюбилась.
— Ну, а про бедного гекхайана и говорить не приходится. Он, как и все Светлые Эхайны, пал жертвой озминых чар.
— Что вы имеете в виду?
— Каждая женщина — немножечко ведьма, — усмехнулся Понтефракт. — Хотя зачастую и сама об этом не подозревает. Думаете, ваша гномица…
— Я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы последили за своим языком… — нахмурился Кратов.
— Ради бога, простите. Клянусь кошкой, я всего лишь рискнул употребить точный термин… Так вот: думаете, ваша… гм… ледяная фея пользуется аттрактивной аурой и гипнопластикой сознательно? Вовсе нет! Во всяком случае — не более сознательно, чем глазками, чтобы стрелять из стороны в сторону, и губками, чтобы производить приятные вашему слуху звукосочетания. Это — в ее натуре, это часть ее существа. То, чем юфманги всегда отличались от людей, а люди по незнанию называли колдовскими чарами.
— Причем же здесь Озма?
— У Озмы есть свои чары. Это ее голос.
— Разумеется, — сказал Кратов, пожимая плечами. — Тоже мне, открытие! Вся человеческая Галактика, а теперь еще и Светлая Рука, с удовольствием пребывает во власти этих чар…
— Со Светлыми Эхайнами дело обстоит несколько иначе.
— Бруно, вы до невозможности похожи на жирного тритойского кота, — слегка раздраженно заметил Кратов, — который поймал жирную тритойскую крысу, но вместо того, чтобы слопать ее, вдруг принялся вылизывать себе причинное место!
— Хорошо, пусть кот займется крысой, — улыбнулся в бороду Понтефракт. — Помните, я говорил вам о присущей различным расам повышенной чувствительности к определенным участкам акустического спектра?
— Очень смутно. Нечто похожее мне говорила Озма, но смысл был абсолютно иной.
— Возможно, я и не говорил этого. А содержание ваших бесед с Озмой отныне должно заботить лишь гекхайана… Взгляните-ка. — Понтефракт внезапно извлек чуть ли не из-под своей задницы обтянутый крокодиловой кожей (вполне вероятно — натуральной) бювар, шмякнул его на стол, и тот обернулся обыкновенным, чуточку старомодным переносным видеалом. — Что это, по— вашему?
— Видеал, — терпеливо ответил Кратов.
— А на экране видеала что?
— Очень похоже на потеки грязной дождевой воды на оконном стекле.
— Весьма образно. Вы сегодня фонтанируете разнообразными поэтическими сравнениями… А еще на что?
— Господи, на акустический спектр! — воскликнул Кратов.
— Теперь угадали. А вот это, — Понтефракт ткнул пальцем в особенно темный и широкий потек, — участок чувствительности. Перед вами, коллега, акустический спектр, воспринимаемый стандартным светло-эхайнским ухом. Добыто из военно-биологической лаборатории на Эхайнагге… Светлые Эхайны: стаповятся кроткими, как дети, если раздражать их слух в указанном диапазоне звуковых колебаний. А теперь взгляните сюда.
— Кажется, я начал догадываться, — пробормотал Кратов.
— Верно. Это спектрограмма голоса несравненной Озмы. Теперь совмещаем… — Две картинки наползли одна на дру-ую. — И что же мы видим?
— Да, — сказал Кратов. — Доминантный участок акустического спектра, извлекаемого голосовыми связками Озмы, почти однозначно совпадает с мелкими, но тщательно скрываемыми слабинками эхайнской натуры. Поэтому, когда она поет, эхайнские души рыдают от умиления…
— Озма зачаровала Светлых Эхайнов, — промолвил Понефракт. — Как сирены старину Одиссея. Как Снежная Королева ксенолога Галактического Консула. Кстати, подозреваю, то это явления одного порядка, и Одиссей просто имел неосторожность проплыть мимо одного из последних на Земле поселений юфмангов… Озма действительно может вить веревки из этих неандертальцев. И, надеюсь, посвятит этому занятию весь свой досуг.
— Этакое культурогенное оружие, — глубокомысленно изрек Кратов. — Надеюсь, потомки нас не станут осуждать за то ничем не прикрытое применение. В конце концов, все средства хороши, чтобы остановить войну.
— Эрик Носов с вами бы не согласился, — сдержанно заметил Понтефракт.
— И насрать! — внезапно ожесточился Кратов. — Мало ли с чем он не согласился бы?! Сказано же: красота спасет мир…
— Конечно, спасет, — успокоил его Понтефракт. — Что же еще может его спасти?! Но — увы…
— Что же означает это ваше «увы»? — сощурился Кратов. — Что участки чувствительности эхайнов Светлой Руки не совпадают с аналогичными участками других эхайнских рас?
— Именно, друг мой. Поэтому дивный голос Озмы поможет нам вывести из войны лишь пятнадцать процентов противостоящих нам сил. Более того — располагая данными о слабых местах всех прочих эхайнов, мы не сможем распространить имеющийся опыт на весь Эхайнор. Ибо реакция на раздражение участков чувствительности различна и даже не всегда положительна. Разные условия эволюции, то-се… И у нас нет возможности экспериментировать. Они же не сдаются в плен!
— Эрик Носов сказал бы: если они сами не сдаются, значит — мы их возьмем… — Кратов вдруг оживился. — А как было бы просто! Провести галактический конкурс вокалистов, отобрать победителей — в нашем с вами понимании, — и отправить на гастроли по враждебным городам и весям. Ну что ж, пятнадцать процентов — это не так мало, как кажется… Постойте-ка, — встрепенулся он. — Но вы сказали,
