отметины, оставшейся у друга на всю жизнь.
Именно Коля приехал тогда в Кременчуг встретить освободившегося друга. У Виктора не было родного брата, но он всегда и во всем мог положиться на своего товарища. В те времена Николай Кравченко работал газосварщиком на том же металлургическом заводе, откуда Ермакович так несправедливо попал в колонию. Позже он окончил институт, стал инженером на том же предприятии. Затем его выдвинули в райком комсомола, оттуда – в милицию, где он ныне возглавлял районный отдел внутренних дел. За двадцать с лишним лет Кравченко вырос до звания полковника. У него была большая семья, четверо уже взрослых детей. Виделись друзья довольно часто, праздники обязательно справляли вместе. Жены их дружили, дети общались друг с другом. Для Коли его друг, ставший руководителем крупнейшей области, оставался по- прежнему тем самым пацаном, с которым он когда-то лазил в отстойник. Были в их совместной жизни и другие не менее серьезные моменты. Однажды они спасли друг другу жизнь, а это, как известно, связывает людей очень крепко.
Мужчины обменялись рукопожатиями.
– Знаю, как ты занят, – сказал Николай, усаживаясь на стул. – Извини, что решил тебя побеспокоить.
– Ничего, – отмахнулся Виктор Викторович, – тебе я всегда рад. И не сиди ты ради бога в приемной. Если пришел, сразу требуй, чтобы тебя пустили. Не валяй дурака. Полковник милиции, а ведешь себя как девица.
– Ты теперь такой большой начальник, не хочется тебя лишний раз беспокоить. Ты губернатор, а я начальник районного отдела.
– Еще раз скажешь такое, дам по шее, – грозно пообещал Виктор Викторович. – А я, между прочим, всегда был сильнее тебя.
– Ну ты же на один год старше, – рассудительно заметил Николай, – и на целую голову выше. Это у вас порода такая – все в твоем роду высокие были. Ты такой же, как твой покойный отец. Только не очень-то задавайся. А то могу и послать куда подальше.
– Можешь, – рассмеялся Ермакович. – Говори, зачем приехал. Только не ври, что случайно здесь оказался.
– А я и не собираюсь врать. Разговоры вот про тебя всякие ходят, даже по телевизору. Слышал, что скоро ты уедешь в Киев. И депутаты наши так трепятся. Говорят, сам президент тебя выбрал. Будешь ты премьер-министром – нашим главой.
– Посмотрим, – Ермаковичу тоже не хотелось врать старому другу.
– Я поэтому и приехал, – сообщил Коля. – Не думай, что если я у себя в милиции сижу, то ничего не понимаю. Мы все видим и все знаем. Никто лучше тебя с этим не справится, Витя. Ты у нас всегда был сильным. Сильнее всех остальных. И кроме тебя, никто эту должность занять не может. Поезжай в Киев, покажи им нашу рабочую закалку.
– Ничего пока еще не решено, – честно ответил Виктор Викторович. – На самом деле я еще не получил такого предложения…
– А все говорят…
– Много чего говорят. Ты же знаешь, тебя я не стал бы обманывать. Вот жду, когда президент мне позвонит. Я тоже смотрю телевизор и читаю газеты. Только решать будет он…
– И чего ему решать? – занервничал Кравченко. – Он сейчас в таком незавидном положении. Я на его месте сразу же в отставку подал бы, после того как нашли труп Георгадзе…
– Вот поэтому ты и не на его месте. При чем тут Георгадзе? Насколько я знаю президента, он таких идиотских приказов никогда не отдавал. Ты же его знал, по старой работе…
– Власть человека меняет, – заметил Николай. – Раньше он был другим. Настоящим человеком. Тогда его все уважали. Власть любого может испортить.
– Меня тоже? – спросил Ермаков в упор.
– Что? – не понял его собеседник.
– Власть, говоришь, любого может испортить. Значит, и меня она портит? Или у меня все еще впереди?
Целых десять секунд Николай молчал. Молчал и смотрел в глаза другу, с которым прожил целую жизнь. Потом, не отводя взгляда, покачал головой.
– Тебя не испортит, – уверенно произнес он. – У тебя закваска хорошая. Тебя дубиной жизнь била и не сломала. Такого, как ты, не согнешь и не испортишь. Знаешь, сколько я пацанов встречаю, которые ломаются сразу после первой «ходки» в колонию? Вся жизнь у них после нее идет наперекосяк, и они не в силах ничего изменить. А ты выстоял, назло всем смог.
– Только ты меня еще не хвалил, – разозлился Виктор Викторович. – Лишь от тебя я таких слов не слышал…
– А я никогда их тебе и не говорил. И никогда больше не скажу, уедешь ты в Киев или нет, мне все равно. Но сейчас послушай меня. Ты мужик настоящий, правильный. Другой на твоем месте давно сломался бы, махнул бы на все рукой. А ты зубами жизнь свою вытащил. Как тогда сам выбрался из отстойника. До тебя двое мужчин там утонули. И после еще один утонул. Никто сам не мог оттуда вылезти. Только ты и вылез. Я ведь помню, как все было. Не успели мы добежать, а ты уже на склоне был, сам выбрался. Вот так же ты и всю свою жизнь вытащил. Назло всем остальным. Когда ты сюда еще заместителем пришел, я сразу сказал, что не надолго. Не такой ты человек, чтобы на вторых ролях подвизаться. И точно. Через месяц тебя первым заместителем сделали. А через восемь месяцев ты у нас стал председателем.
– Ты мне еще мою биографию расскажи, – смутился Ермакович. Он никогда не говорил с Николаем о таких проблемах. Поэтому ему было немного странно слышать от старого друга такие слова. От человека, с которым он знаком всю жизнь.
– И расскажу, если понадобится, – огрызнулся Кравченко. – Где ты видел, чтобы человек, побывавший в колонии, работал бы потом на таких должностях? Я лучше тебя знаю, куда такие бывшие идут. Путь у них всегда один. А ты другой. И везде тебя люди примечали. И дисциплина у тебя была – дай боже. Характер у тебя, правда, тяжелый, это верно. Но мужик ты справедливый, и это все знают. Поэтому тебя и уважают.
– Ладно, хватит болтать.
– Не хватит. Сам видишь, кто вокруг власти в Киеве крутится. Жулики разные. Одного в Америке поймали, позор на весь мир. В тюрьму посадили. Другого выгнали, третий не подошел. Все эти Назаренки, Мищенки, Финахи… И наконец, Милашенко посадили.
– Ее уже отпустили. И она была только вице-премьером.
– Какая разница? Ты же знаешь, почему ее отпустили. Это политика была такая: сначала сажать, потом отпускать. Только нам всем от этого не легче. Туда такой человек, как ты, нужен. Надежный. Чтобы все знали, какие мужики у нас есть.
– Вот назначат меня, и все газеты тут же опубликуют мою биографию, – мрачно пошутил Виктор Викторович. – Все о двух моих судимостях. Мне с такой биографией только в премьеры идти. Еще и у тебя неприятности начнутся. Не странно ли, что у такого рецидивиста друг – начальник милиции?
– Не говори так, – мрачно попросил Кравченко. – Мы с Машей всегда помним, как ты нас тогда спас. Никогда об этом не забываем. И тысячи людей эту историю знают.
– Ты из меня еще святого сделай. Это Маша нас тогда спасла.
– Судимости у тебя уже давно погашены, – напомнил Кравченко. – Ты и сейчас на виду, большой пост занимаешь – самый большой в области. Тебя уже вся Европа знает, а скоро и весь мир узнает. Или ты решил отступить? Дурных слухов боишься? Не в твоем это характере, Виктор.
– Кто тебе сказал, что я чего-то боюсь? Сам знаешь, я, кроме Бога, ничего и никого не боюсь.
– Ну и правильно. Вот и соглашайся. Мы за тобой стоим. Вся область. Я поэтому и приехал. Ты должен знать, что мы все за тебя. Как поддерживали тебя все эти годы, так и будем поддерживать.
– Поэтому и приехал? – усмехнулся Виктор Викторович. – Решил меня успокоить?
– Нет, не поэтому. Вчера по одному из каналов сказали, что ты можешь отказаться. Мол, с твоей биографией нельзя идти в премьеры. А я считаю, что ты не имеешь права отказываться. И биография у тебя самая подходящая, рабочая. Автослесарем начинал, а какие объединения потом возглавлял.
– По какому каналу? – заинтересовался Ермакович, хотя уже догадался, кто и почему мог такое
