говорил, что эти два леса похожи, они последние остатки могучих лесов прежних дней, в которых перворожденные жили, когда люди еще спали. Но Фэнгорн хранит свои тайны. Я о них ничего не знаю.
Они установили дежурство, и первым очередь выпала Гимли. Остальные легли и почти мгновенно уснули.
– Гимли, – сонно сказал Арагорн. – Помните: опасно срубить ветку или прут с живого дерева в Фэнгорне. Но не отходите далеко в поисках сухих ветвей. Лучше пусть погаснет огонь. Будите меня в случае необходимости!
С этими словами он уснул. Леголас лежал неподвижно, сложив руки на груди, глаза его не были закрыты, он блуждал в живой стране сновидений, как поступают все эльфы. Гимли, сгорбившись сидел у костра и задумчиво водил пальцем по лезвию своего топора. Деревья шумели. Других звуков не было.
Неожиданно Гимли поднял голову: на краю освещенного пространства стоял старик и опирался на посох; на нем был серый плащ, шляпа с широкими полями была надвинута на глаза. Гимли вскочил, слишком удивленный в этот момент, чтобы вскрикнуть, хотя в мозгу его мелькнула мысль, что их захватил Саруман. Арагорн и Леголас разбуженные внезапным движением гнома, сели. Старик не говорил и не шевелился.
– Ну отец, что мы можем для вас сделать? – спросил Арагорн, вскакивая на ноги. – Грейтесь, если замерзли! – Он сделал шаг вперед, но старик исчез. Даже следов его поблизости не было видно, а далеко идти они не решились. Луна зашла и ночь была очень темной.
Неожиданно Леголас издал крик:
– Лошади! Наши лошади!
Лошадей не было. Они выдернули колышки, к которым были привязаны, и исчезли. Три товарища стояли молча и неподвижно, обеспокоенные новым ударом судьбы. Они находились на краю Фэнгорна, и бесконечные лиги лежали между ними и людьми Рохана, их единственными друзьями в этой обширной и опасной земле. Им показалось, что где-то далеко в ночи слышно ржание лошадей. Потом все затихло, за исключением холодного шуршания ветра.
– Что ж, они ушли, – сказал наконец Арагорн. – Мы не можем найти их или поймать; так что если они не вернутся по своей воле, нам придется обходиться без них. Мы начали свой путь пешком и закончим также.
– Пешком! – сказал Гимли. – Далеко так не уйдешь! – Он подбросил дров и сгорбился у костра.
– Всего несколько часов назад вы не хотели садиться на лошадь Рохана,
– засмеялся Леголас. – С тех пор вы стали всадником.
– У меня не было выбора, – сказал Гимли.
– Если хотите знать, что думаю я, – начал он спустя некоторое время,
– я думаю, это был Саруман. Кто еще? Вспомните слова Эомера: он бродит как старик, в плаще с капюшоном. Так он говорил. Он исчез с нашими лошадьми или просто испугал их. Нас ждут большие неприятности, припомните мои слова!
– Я запомню их, – сказал Арагорн. – Но я помню также, что у этого старика была шляпа, а не капюшон. Но я не сомневаюсь, что ваша догадка верна и что мы здесь в большой опасности и днем и ночью. Однако же сейчас мы ничего не можем сделать, только отдыхать. Теперь я буду дежурить, Гимли, мне больше нужно подумать, чем спать.
Ночь проходила медленно. Леголас сменил Арагорна. Гимли сменил Леголаса. Ничего не происходило. Старик больше не появлялся, и лошади не вернулись.
3. УРУК-ХЕЙ
Пиппин лежал в темном и беспокойном сне: ему казалось, что он слышит собственный голос, эхом отдающийся в темном туннеле: Фродо, Фродо. Но вместо Фродо из тени на него смотрели сотни отвратительных орочьих физиономий, сотни отвратительных рук со всех сторон хватали его. Где же Мерри?
Он пришел в себя. Холодный ветер дул ему в лицо. Он лежал на спине. Наступал вечер, и небо над ним темнело. Он повернулся и обнаружил, что сон мало чем хуже пробуждения. Руки и ноги у него были крепко связаны. Рядом с ним с бледным лицом и грязной повязкой на лбу лежал Мерри. А вокруг них стояло и сидело множество орков.
Медленно в голове Пиппина всплыло воспоминание, отделяясь от сна. Конечно: он и Мерри побежали в лес. Что случилось с ними потом? Почему они так побежали, не спросив старого Бродяжника? Они бежали с криками – он не мог вспомнить, далеко и долго ли это продолжалось. И неожиданно они столкнулись с большим отрядом орков. Те закричали, и тут из-за деревьев выбежало еще множество орков. Они с Мерри выхватили свои ножи, но, орки и не желали с ними сражаться, а старались захватить их, даже когда Мерри ножом ударил нескольких орков по рукам и ногам. Добрый старый Мерри!
Потом из-за деревьев выбежал Боромир, он убил много орков, остальные бежали. Но убежали они недалеко, тут же вернулись и начали вновь. На этот раз их было не менее сотни, некоторые из них очень большие, и они пустил дождь стрел – все в Боромира. Боромир затрубил в свой большой рог так, что лес зазвенел, и вначале орки растерялись и отступили; но когда не послышалось никакого ответа, кроме эха, они напали еще более яростно. Больше Пиппин ничего не помнил. Последнее его воспоминание – прислонившийся к дереву Боромир, весь утыканный стрелами; затем наступила тьма.
– Вероятно, меня ударили по голове, – сказал он сам себе. – Сильно ли ранен бедный Мерри? Что произошло с Боромиром? Почему орки не убили нас? Где мы и куда направляемся?
Ни на один вопрос не было ответа. Он чувствовал холод и боль. «Хотел бы я, чтоб Гэндальф не переубедил Элронда, и мы не пошли бы, – подумал он.
– Что хорошего от меня в этом путешествии? Я лишь помеха – пассажир, даже багаж. А теперь меня украли, и я багаж для орков. Надеюсь, что Бродяжник или кто-нибудь придет и освободит нас! Но могу ли я надеяться на это? Не нарушат ли это наши планы?
Он попытался освободиться. Один из орков, сидящий рядом, засмеялся и сказал что-то товарищу на своем отвратительном языке.
– Отдыхай, пока можешь, маленький дурак! – сказал он Пиппину на общем языке, который в его устах был почти так же отвратителен. – Отдыхай, пока можешь! Вскоре мы дадим работу твоим ногам. Ты соскучишься об отдыхе, пока мы не вернемся домой.
– Если бы была моя воля, ты пожалел бы что не умер, – сказал другой.
– Я заставил бы тебя попищать, жалкая крыса. – Он склонился над Пиппином, приблизив свои желтые клыки к его лицу. В руке он держал черный нож с длинным зазубренным лезвием. Лежи спокойно, или я тебя ткну этим, – прошипел он. – Не привлекай к себе внимания, а не то я могу забыть о приказе. Будь прокляты изенгардцы! Углук у багрони сыл пуджут Саруман – голб бубхош скай, – он произнес длинную гневную речь на своем языке; постепенно его речь замерла среди бормотанья и фырканья.
Испуганный, Пиппин лежал тихо, хотя боль в руках и ногах его росла, а камни врезались ему в спину. Чтобы отвлечься, он внимательно вслушивался в происходящее вокруг. Слышалось множество голосов, и в речи орков звучали ненависть и гнев: начиналось что-то вроде ссоры, которая становилась все более горячей.
К своему удивлению, Пиппин обнаружил, что понимает большую часть сказанного: большинство гоблинов использовало общий язык. Очевидно, здесь присутствовали члены двух или трех совершенно различных племен, и они сами не понимали языков друг друга. Гневные споры касались того, что делать дальше: куда направиться и что делать с пленниками.
– Нет времени убить их должным образом, – сказал один.
– Этому не поможешь, – ответил другой. – Но почему бы не убить их быстро и прямо сейчас? Они помеха для нас, а мы торопимся. Наступает вечер, и нам нужно идти.
– Приказ, – сказал третий голос, похожий на низкое рычание. – Убейте всех, кроме невысокликов. Их следует доставить живыми и как можно быстрее. Таков приказ, полученный мной.
– Для чего они нужны? – спросило сразу несколько голосов. – Почему живыми?
– Я слышал, что у одного из них есть что-то очень нужное для войны, какой-то злой заговор или еще
