Черного Хозяина, я налагаю на тебя и твой народ проклятие: не знать отдыха, пока ваша клятва не будет выполнена. Эта война будет длиться бесчисленные годы, и однажды вы будете призваны снова». И они бежали перед гневом Исилдура и не осмелились выступить в войне на стороне Саурона; и они притаились в тайных местах в горах и не имели связей с другими людьми, но медленно уменьшались в числе. И ужас бессонной ночи лежит на холме Эреча и на всех местах, где жили эти люди. Но я должен идти этим путем, потому что никто из живущих не поможет мне.
Он встал.
– Вперед! – воскликнул он, выхватывая меч и взмахнув им в сумеречном зале Бруга. – К камню Эреча! Я иду к тропам смерти. Идите со мной, кто может!
Леголас и Гимли не ответили, но встали вышли вслед за Арагорном из зала. На лужайке ждали, молчаливые и неподвижные, следопыты в капюшонах. Леголас и Гимли сели на лошадь. Арагорн прыгнул на рохарина. Тогда Хальбарад поднял большой рог, и трубный звук эхом отдался в пропасти Хэлма. Всадники двинулись вперед, бурей пронеслись по долине глубокой, а люди, оставшиеся в пропасти и в Бруге, с удивлением смотрели им вслед.
И пока Теоден пробирался по горным дорогам, серый отряд пронесся по равнинам и в полдень следующего дня прибыл в Эдорас; здесь они сделали короткую остановку, проскакали долиной и к наступлению темноты были в Дунхарроу.
Леди Эовин приветствовала их и была рада их прибытию; она не видела таких сильных людей, как дунаданцы и прекрасные сыновья Элронда; но чаще всего ее глаза были устремлены на Арагорна. Когда они все сели ужинать, она услышала обо всем, что произошло с отъезда Теодена; она узнала о битве в пропасти Хэлма и о гибели врагов, и глаза ее сияли.
Но наконец она сказала:
– Господа, вы устали и должны идти в свои помещения, которые спешно для вас приготовлены. Завтра мы разместим вас лучше.
Арагорн ответил:
– Нет, леди, не беспокойтесь из-за нас1 если мы сможем переночевать и позавтракать утром, этого вполне достаточно. Потому что у меня срочное дело, и в первом свете утра мы выедем.
Она улыбнулась ему и сказала:
– Вы совершили добрый поступок, несколько свернув со своего пути, чтобы принести новости Эовин и поговорить с нею в ее изгнании.
– Ни один человек не счел бы такую поездку напрасной, – сказал Арагорн. – И однако, леди, я не приехал бы сюда, если бы моя дорога не вела через Дунхарроу.
Она ответила с видом человека, которому не нравятся его слова:
– Тогда вы ошиблись: из Дунхарроу ни одна дорога не ведет на восток или юг; вам придется повернуть назад.
– Нет, леди, – сказал он. – Я не ошибся; я бывал в этих землях до того, как родились вы, чтобы украсить их. Из этой долины ведет одна дорога, и по ней я и пойду. Завтра я двинусь по тропам смерти.
Она пораженно смотрела на него, лицо ее побледнело, и она долго сидела молча.
– Но, Арагорн, – сказала она наконец, – неужели ваша задача – искать смерть? Больше ничего не найдете вы на этой дороге. По ней не позволено идти живым.
– На этот раз мне могут позволить пройти, – возразил Арагорн, – по крайней мере, я попытаюсь. Никакая другая дорога мне не подходит.
– Но это безумие, – сказала она. – С вами славные и доблестные люди, они нужны на войне, а вы уведете их в тень. Прошу вас остаться и ехать с моим братом; тогда наши сердца возрадуются, а надежда будет сильней.
– Это не безумие, леди, – ответил он, – я иду предназначенной мне дорогой. А те, кто идут со мной, делают это добровольно: если они хотят остаться и ехать с рохиррим, они могут это сделать. Но я пойду тропами смерти, и даже один, если понадобится.
Больше они ни о чем не говорили и ели в молчании, но глаза Эовин не отрывались от Арагорна, и все видели, как она мучается. Наконец они встали, поблагодарили леди за заботу и отправились отдыхать.
Когда Арагорн подошел к палатке, установленной для него с Леголасом и Гимли и его товарищи вошли туда, сзади его окликнула леди Эовин. Он обернулся и увидел ее в мерцании ночи, потому что она одета была в белое; глаза ее горели огнем.
– Арагорн, – сказала она, – зачем вы идете этой смертоносной дорогой?
– Потому что я должен, – ответил он. – Только так надеюсь я сыграть свою роль в войне с Сауроном. Я не выбирал, если бы я шел, куда хочу я бы сейчас бродил далеко на севере, в прекрасной долине Раздола.
Некоторое время она молчала, как бы обдумывая его слова. Потом взяла его за руку.
– Вы мужественный и решительный человек, – сказала она, – такие люди заслуживают славы. – Она помолчала. – Если вы должны идти, позвольте мне следовать за вами. Я устала скрываться в горах и хочу смотреть в лицо опасности и битве.
– Ваш долг быть с вашими людьми, – возразил он.
– Слишком часто слышала я о долге! – воскликнула она. – Но разве я не из дома Эорла, разве я не умею носить меч? Я долго ждала. Разве я не могу теперь вести такую жизнь, какую хочу?
– Мало кто делает это с честью, – ответил он. – Что касается вас, леди, разве вы не приняли на себя управление людьми до возвращения повелителя? Если бы не вы были избраны, на это место был бы назначен какой-нибудь маршал или капитан, и он не мог бы отказаться и уехать, устал он или нет.
– Я всегда должна быть выбрана? – с горечью спросила она. – Должна я всегда и оставаться, когда всадники уезжают, чтобы беречь их дома, пока они завоевывают славу, и чтобы, вернувшись, они нашли еду и постель?
– Может наступить такое время, – сказал он, – когда никто не вернется. Тогда не нужна будет слава, потому что некому будет помнить о делах, которые были совершены при последней защите наших домов. Но деяния не станут менее славными от того, что они не прославлены.
И она ответила:
– Все, что вы говорите, звучит так: ты женщина, и твоя участь – оставаться дома. Когда мужчины умирают в битве с честью, ты можешь сгореть в доме, потому что мужчины не нуждаются в тебе больше. Но я из дома Эорла, я не служанка. Я умею ездить верхом, я владею мечом, я не боюсь ни боли, ни смерти.
– Чего же вы боитесь, леди? – спросил он.
– Клетки, – ответила она. – Сидеть за ее прутьями, пока не привыкнешь и не состаришься, когда великие деяния уже не смогут быть сделаны.
– И вы советуете мне отказаться от дороги, потому что она опасна.
– Так может один воин советовать другому, – сказала она. – Но я не прошу вас бежать от опасностей, а ехать на битву, где ваш меч заслужит и славу и победу. Я не хочу видеть, как бесполезно пропадает высокая доблесть.
– Я тоже, – согласился он. – Поэтому я и не говорю вам: леди, оставайтесь! У вас нет дела на юге.
– Нет его и у тех, кто войдет с тобой… Они идут потому что не хотят расставаться с тобой – потому что они любят тебя.
Она повернулась и исчезла в ночи.
Когда стало светать, но солнце еще поднялось из-за хребтов на востоке, Арагорн был готов к отъезду. Все его товарищи уже сидели в седлах, и Арагорн хотел подняться в седло, когда леди Эовин пришла прощаться с ними. Она была одета, как всадник и вооружена мечом. В руке у нее была чаша; поднеся ее к губам, она отпила от нее немного и пожелала им хорошей скорости; затем она передала чашу Арагорну, он отпил из нее и сказал:
– Прощайте, леди Рохана! Я пью за счастье вашего дома и за ваше счастье и счастье вашего народа. Передайте вашему брату – за тенью мы встретимся снова…
Гимли и Леголасу, стоящим поблизости, показалось, что она всхлипнула. Но она сказала:
– Арагорн, ты пойдешь?
