— Девочки, это не важно, не важно! Смотрите!
Мы взглянули на дорожку. Впереди, на цёлый корпус обгоняя Гортензию, летел Квадрат.
Раздался колокол, диктор объявил, что заезд выиграл Квадрат, и на пол как осенние листья посыпались порванные в сердцах и целые, но уже никому не нужные билетики. Я заплясала на лавочке, забыв спуститься на землю. Проходящий мимо нас какой-то франт в светлой шляпе и в широченном светлом пальто с накладными карманами, туго перетянутый поясом, завязанным небрежным узлом, оглядел меня с ног до головы и бросил с завистью:
— Ладную кобылку завел себе, Митя, породистую, с крутым бедром и тонкой лодыжкой…
— Иди, иди, не примазывайся, — отмахнулся от него Дмитрий и протянул мне руку, помогая сойти.
Когда минут через десять объявили «выдачу», то есть сумму, выдаваемую на один билет, выяснилось, что мы выиграли кучу денег, что-то около двадцати тысяч рублей, так как билетов у нас было много.
Выигрыш был так велик, что Дмитрий тихо посоветовался с нами, не взять ли нам милиционера для сопровождения. Мы заверили его, что будем ему надежной охраной.
Когда мы подошли к окошку кассы, где кроме нас было только два счастливца, так как половина ипподрома ставила на Гортензию, а вторая половина на Коралла, кто-то сзади спросил:
— Кто дал наколку, Митенька? Или просто повезло?
Я оглянулась. На нас с завистливой иронией смотрел седовласый полковник в парадной форме и при всех орденах.
— Вот мое везение, Георгий Семенович, — почтительно ответил Дмитрий, указывая глазами на меня.
Это был один из самых светлых дней в моей жизни.
Едва мы вышли из ворот ипподрома, как выяснилось, что все жутко голодные. Поймав такси, мы отправились кутить в недавно открывшийся в Химкинском речном вокзале ресторан «Волга», в котором пели цыгане.
По дороге Дмитрий остановил машину около цветочного магазина и купил нам с Татьяной по огромному букету оранжерейных роз. Татьяне красных, а мне, естественно, чайных. Это ее немножко утешило, а то она чуть не плакала от огорчения и все время повторяла:
— Как же так? Ведь она была впереди всех! И вдруг заскакала! А кто это определил, что она заскакала? Кто это видел?
— А все равно Квадрат пришел первым и привез нам кучу денег, — поддразнивала я ее.
— Ну конечно! Когда объявили, что она заскакала, наездник начал ее сдерживать, чтобы она больше не скакала, — ворчала в ответ Татьяна.
В ресторане Дмитрий жутко гусарил. Наверное, ему все- таки запал в сердце мой рассказ о выдуманном Алексее.
Понятно, что подавали нам все самое дорогое и самое лучшее. Ясно также, что официанты тучей кружили вокруг нас, вызывая зависть и недовольство остальных посетителей.
Цыгане пели только для нас. Кончилось дело тем, что их красавец солист со своим скрипачом и гитаристом просто не отходил от нашего столика. А всем хором они исполняли дйя нас величальную и подносили Дмитрию стопку водки на подносе, на который он бросил две сторублевки под изумленный вздох всего зала.
Когда мы поздно вечером отвезли Татьяну домой, она, поцеловав меня на прощанье, шепнула мне на ухо:
— Похоже, он свой в доску на этих бегах…
— Ну и что? — Я беззаботно повела плечами.
На этот выигрыш мы сперва решили купить «Москвич», но деньги незаметно разошлись прежде, чем мы собрались это сделать.
Кончился наш медовый месяц, который был сплошным праздником, и мы вдруг начали как-то очень быстро беднеть. Нам почему-то стало не хватать денег не то что на ужин в ресторане ВТО, но даже и на пачку пельменей. Мне все время приходилось перехватывать у Татьяны, которая умудрялась быть постоянно при деньгах, несмотря на то что жила только на стипендию, правда, на повышенную. Ну конечно, кормила ее по-прежнему мама.
Потом я стала хватать заказы и брать у клиенток авансы, чего прежде не любила делать, чтобы не чувствовать себя зависимой. А взяв аванс, я не вставала из-за машинки, пока не заканчивала вещь. Если раньше я работала только по настроению и могла день или два просто побездельничать, то теперь я вкалывала часов по двенадцать в сутки. Иной раз я даже оставалась ночевать у себя на Тверском бульваре, так как на Малую Бронную идти было поздно.
Дмитрий не любил сидеть у меня во время моего шитья и терпеть не мог сталкиваться с заказчицами, особенно с капризными. Он говорил, что в таких случаях ему начинает казаться, что женился на служанке… Хотя понимал, что это просто приработок и это временно. У нас было намечено, что я буду поступать не на вечернее, как он предлагал мне в нашу первую встречу, а на дневное отделение института иностранных языков.
— Неужели я не прокормлю одну студентку, — со смехом говорил он мне, — какой же я тогда мужчина?
Но тем не менее денег не хватало, несмотря на то что мы работали вдвоем.
Первой подняла панику все та же Татьяна.
— Слушай, Маня, а как вы ведете хозяйство? — недоуменно спросила она, когда я в очередной раз перехватила у нее полсотни до Митиной получки. — Вы что, на завтрак едите черную икру со шпротами, а обедаете и ужинаете в ресторане с цыганами?
— Да нет, — развела руками я, — питаемся мы дома, так же, как и все. Я харчо научилась варить из баранины, Митя любит. На ужин едим или сосиски, или микояновские котлеты с картошкой или гречневой кашей…
— А может, он пропивает? — страшным шепотом спросила Татьяна.
— Ты, что, Танька, дура? — обиделась я. — Ты же знаешь, что он пьет только по праздникам. И вообще среди грузин алкоголиков не бывает. Он мне рассказывал, что у них дети вино пьют вместо воды.
— Так куда же вы деньги деваете?
Я развела руками.
— Ну хорошо, — зашла с другого бока Татьяна. — Кто у вас распоряжается деньгами?
— Никто, — пожала плечами я.
— А кто продукты и все такое покупает?
— У кого время есть или кому по пути.
— А где он деньги берет?
— В ящике письменного стола.
— А кто их туда кладет?
— Мы же и кладем! — возмутилась я. — Кончай задавать дурацкие вопросы.
— Это не вопросы, это ответы дурацкие, — невозмутимо возразила Татьяна. — Теперь ответь на самый последний вопрос: а кто считает эти деньги? Кто их распределяет? Кто ведет хозяйство?
— Никто… — растерянно сказала я.
— Тогда все ясно. Каждый может положить сколько может, а взять сколько захочет. Полный коммунизм. А мы, милая, живем еще при социализме. А социализм, как ты сама знаешь, — это учет. Доверяй, но проверяй! Так что же получается? Зарабатываете вы прилично, живете скромно, ничего не откладываете, а денег все равно не хватает. Такого в природе не бывает. Значит, существует неучтенная, а может быть, и тщательно скрываемая утечка средств.
— Что ты имеешь в виду? — насторожилась я.
— Помнишь, я у тебя спрашивала, откуда у него столько денег?
— Помню. Ну и что?
