Женщина в ресторане

Аркадий Аверченко Женщина в ресторане

I.

Совершенно незнакомые мне постороннее люди пришли в ресторан и расположились за соседним с моим столиком.

Двое. Он и она.

Черта, преобладавшая в ней, была — кокетливость. Она кокетливо куталась в меховое боа, лениво- кокетливо снимала с руки перчатку, прикусывая поочередно пальцы перчатки острыми мелкими зубами, кокетливо пудрила носик, заглядывая в маленькое карманное зеркальце, и, поймав на себе восхищенный, полный обожания, взгляд своего спутника, сделала ему кокетливую гримасу…

Он украдкой, будто случайно, прикоснулся к её руке и спросил бархатным баритоном:

— Ну, что же мы, мое солнышко, будем кушать?

— Ах, вашему солнышку решительно всё равно!.. Что хотите.

— А пить?

— И тоже всё равно. Что вы спросите, то и будем пить.

— Повинуюсь, принцесса.

Он поднял задумчивый углубленный в себя взгляд на склонившегося перед ним метрдотеля и сказал:

— Заморозьте бутылку Брють-Америкэн.

Дама подняла нос от зеркала и сделала удивленную гримаску.

— Вы пьете Брют? Это еще почему?

— Хорошая марка. Я ее люблю.

— Ну, вот! Я всегда твердила, что вы самый гнусный эгоист. Ему, видите ли, нравится этот уксус, так и я, видите ли, должна его пить.

Господин ласково, снисходительно улыбнулся и снова погладил её руку.

— Что вы, принцесса! Какой уксус?! Вы пили когда-нибудь Брют?

— Не пила и пить не хочу.

— Так, — засмеялся господин. — Тогда подойдем к вам с другой стороны: а что вы пили?

— Ну, что я пила… Мало ли! Монополь-сэк я пила… Единственное, которое можно пить!

— Ага! Ах, плутовка… наконец-то я узнал вашу марку… Управляющий! Вы слышите? Монополь-сэк!

— Слушаю-с. Что прикажете на ужин?

— Маргарита Николаевна! Как вы на этот счет?

Дама с кокетливой беспомощностью повертела в руках карточку кушаний и пожала плечами.

— Я не знаю… Разве это так важно? Выберите просто что-нибудь для меня.

— Просто что-нибудь? Нет, это дело серьезное, — улыбнулся господин. — Мы сейчас это разберем. Вы какую рыбу любите?

— Никакую.

— Так; рыба отпала. Мясо любите?

— Смотря какое.

— Ну, например, филе миньон или котлеты-де-мутон, соус бигарад?

— Я люблю брюссельскую капусту.

— Значить, вы мяса не хотите, — удивился господин. — Ну, скушайте что-нибудь… Ну, пожалуйста. Какое вы мясо любите?

— Господи, как этот человек пристал! Зачем из этого делать вопрос жизни? Закажите, что хотите.

— Тогда я знаю, что вы будете кушать… Ризотто по-милански с шампиньонами и раковыми шейками.

— Да ведь там рис?

— Рис. Форменный рис.

— Терпеть не могу риса. Закажите просто что-нибудь полегче.

— Скушайте дупеля, — посоветовал метрдотель, потихоньку распрямляя согнутую спину.

— Это такие носатые? Ну, их.

Метрдотель бросил на господина взгляд, полный отчаяния. А господин, наоборот, ответил ему, — да мимоходом и мне — взглядом, в котором ясно читалось: «Ну, что это за очаровательное взбалмошное существо! Она вся соткана из чудесных маленьких капризов и восхитительных неожиданностей».

Вслух сказал:

— И носатые дупеля провалились? Ха-ха! Видите, метрдотель, и вы не счастливее. Ну, вот, возьмите, принцесса, закройте глазки и подумайте: чего бы вы сей час очень, очень хотели?

— Да если бы была хорошая семга, я бы семги съела.

— Это само собой — это закуска. А что горячее?

— Господи, как вам это не надоело! Ну, самое простое — я буду есть то же, что и вы.

— Я буду — цыпленок сюпрем. С рисом.

— Благодарю вас! Я ему уже час твержу, что риса не признаю, а он со своим рисом! Ну, да ладно! Сделайте мне вот это и отлипните.

— Рубцы по-польски? Слушаю-с.

— И к ним спаржу с голландским соусом.

Метрдотель недоумевающе поглядел на даму, но сей час же сделал каменное лицо и сказал:

— Будет исполнено.

В ожидании заказанных кушаний ели икру, семгу, и молодой господин потихоньку, как будто нечаянно, прикасался к руке Маргариты Николаевны.

А когда подали цыпленка и рубцы, Маргарита Николаевна брезгливо поглядела на рубцы, кокетливо сморщила носик и оказала:

— Фи, какое… гадкое. Это у вас что? Курица?

— Да, цыпленок. С рисом.

— Ах, это я люблю. Забирайте себе мое, а я у вас отберу это. Не будете плакать?

Конечно, он не плакал. Наоборот, лицо его сияло счастьем, когда он отдавал ей своего цыпленка. И только раза два омрачилось его лицо — когда он с трудом прожевывал услужливо пододвинутые метрдотелем рубцы.

Но сейчас же взгляд его вспыхивал, как молния, и читалось в этом горделивом взгляд, брошенном на меня: «Найдите-ка другую такую очаровательницу, такое чудесное дитя, такую прихотливую и милую капризницу!».

II

Люди, которых я где-то уже однажды встречал, пришли в ресторан и расположились по соседству с моим столиком.

Двое: он и она.

Она вся была соткана из кокетливых ужимок и жестов. Кокетливо поправила шляпу, кокетливо и зябко повела плечами, потерла маленькие руки одну о другую и в заключение бросила на меня кокетливый взгляд. Её спутник спросил:

— Ну, что же мы будем пить?

— Мне всё равно. Закажи, что хочешь.

— Хорошо. Человек! Бутылку Кордон-Руж.

— Ой, что ты! — кокетливо надула губки дама (я почему-то вспомнил как ее звали; Маргарита Николаевна). — Как можно пить эту гадость!..

— Но ведь ты же, Маргарита, сказала, что тебе всё равно. А теперь вдруг говоришь, что это гадость.