И сутинских шутов накроет тень земли,
С брезглтивостью глядит растёкшееся время
В тестообразный мир Сальватора Дали:
Тягучести его ни в клочья разорваться,
Ни плоть свою слепить в один весомый ком,
Чтоб смог хаос веков в невнятности признаться,
И в глубь себя взглянуть фасеточным зрачком.
Река времён
Никогда Европа не была ни раньше, ни поздней, так противоречива, так парадоксальна, как в четырнадцатом – шестнадцатом столетиях. Жанна д’Арк и Лукреция Борджиа – вот два женских лика времени, словно бы исключающие друг друга.
…А Вийон? Воплотив в себе одном всю несовместимость разнообразных до бесконечности граней эпохи, Франсуа Вийон такое же воплощение Ренессанса как, хотя бы, Леонардо да Винчи. Парадоксальность его стихов – частица парадоксальности не только жизни поэта и вора, пьяницы и вечно влюблённого идеалиста. Это зеркало парадоксальности самого Ренессанса, который сгустил в себе величайший взлёт гуманистических идей – и бесчеловечность казней, неповторимые вершины почти всех европейских литератур – и низменную корысть интриганов или отравителей, великую архитектуру, живопись – и беспредел площадной вульгарности быта…
«В поисках деревянного слона».
«Увы, где прошлогодний снег!»
Франсуа Вийон
Уж так устроен мир – не отмотать столетья.
Обратно в облака тот прошлогодний снег
Не всыпать.
И рубец не лечат той же плетью.
И сколько ни шагай против теченья рек,
А не отыщешь…
Прав был некий древний грек!
Но кто нам объяснит теперь, что время – странно?
Что каждому лицу найдётся антипод:
Во встречных зеркалах Лукреция – и Жанна.
А кто из них есть кто, сам чёрт не разберёт –
Как мысль невнятная, Река Времён туманна,
В любой излучине – событий разворот:
Звенит калейдоскоп по берегам Луары,
То светлых башен лес, то из деревьев лес,
Скользит квадратом тень от паруса габары
По отражению бесцветных, низких, старых
Не южных, но ведь и – не северных – небес…
А между тем вся медь с каштанов облетела,
На кучку злых руин, не ждущих перемен,
В Шинон, где восковым фигурам надоело:
Когда же, наконец, – штурм орлеанских стен?..
Анжер высокой неприступностью морочит
Мушкетов, алебард и пушек кутерьму,
Он – толстых башен строй, он связкой чёрных бочек,
Шестьсот весёлых лет топочет по холму.
Вот быстрый узкий Шер затерян в низкой чаще,
Парк Шенонсо зарос (тут фея – ни при чем!),
Дворец шести принцесс (не говоря о спящей),
Взлетает над рекой, цветами и мостом.
В аркадах шум воды, и рваными кругами
Пороги пенятся, играя с берегами.
Так гулкость галерей резвится на мосту,
Что ветер, суетясь и цветники ругая,
С платанов сдув листву, взлетает в пустоту:
А в небе – Амбуаз, и над водой так низко,
Вдруг тучку пронесёт, в расстеленном огне:
Мелькнёт закатом тень летящего Франциска
На сером в облаках (и в яблоках) коне.
И контур островка вдруг исказит бескровный
Над жёлтой над водой слегка скользнувший свет,
Минуя холм крутой с возвышенной часовней
Где Леонардо…
(Впрочем, может быть, и нет?)
Запутался в кустах и в мелколесье вздора,
На отмелях шурша, столетий мутный вал,
И в глубине лесов, где ноет мандрагора,
Вдруг – шахматный паркет гранёного Шамбора,
Вертлявых башенок бессонный карнавал.
В прозрачной вышине – аркады и колонны.
Над желтой крутизной взлетающий Блуа –
И шпилей тонкий взлёт, и первый взлёт Вийона,
И где-то хлопанье крыл спугнутой вороны,
И рифмой ко всему – король Гаргантюа.
Безвестный кабачок на склоне пожелтелом,
Где римский акведук над старицей висит –
Тут подают всегда к столу речную мелочь
Зажаренную так, что на зубах хрустит…
8-10 декабря 2005
