Я говорю: «А почувствовать купол?»
Ну, и с зятем, в общем-то, повезло. Тихий, серьезный. Водки совсем не пил.
Жадноватый немного. Но по нынешним временам – это вроде бы хорошо. Все в дом. Не то, что летуны или флотские.
Тем только дай волю.
А у этого все было на счету. Приходил на обед, усаживался с газетой на диване. Шоколадки импортные очень любил. Придет, сядет и зашуршит своим «Сникерсом». А девочка тут как тут. Стоит рядом с ним, через газету на него смотрит. Шейку вытягивает, чтобы лучше видно было. А он читает – ему-то какое дело? Потом говорит ей – отнеси эти бумажки в ведро. Нельзя, чтобы мусор везде валялся. Она берет его фантики и тащит их на кухню ко мне. Стоит возле ведра и не сразу их туда бросает. Смотрит на них.
Я говорю: «Хочешь, я куплю тебе шоколадку?»
Она поднимает голову и потом очень тихо говорит: «Нет».
С характером оказалась девочка. Но понятливая. Скоро уже перестала смотреть, как он ест свои шоколадки. К двери, правда, еще бегала, когда он приходил. Выскочит в коридор и стоит с этой куклой, смотрит на него. А он кричит: «Татьяна, я есть хочу». И, в общем, не очень эту девочку замечает. Но ей, видимо, было все равно. Для нее было важно, что он приходил.
В общем, понятливая оказалась на удивление.
Один раз подошла ко мне и говорит: «Почему папа меня не любит?»
Я повернулась от плиты, чтобы на нее посмотреть, и полотенцем полную солонку смахнула на пол.
«Надо же, – говорю. – Какая ерунда получилась. Теперь обязательно все поссоримся. Плохая примета».
Она смотрит на меня и ждет, что я отвечу. А пол на кухне как будто снегом усыпан. Даже под холодильником.
«Понимаешь, – я говорю, – жизнь очень сложно устроена. Ты еще слишком маленькая для того, чтобы все понять».
Она говорит: «Я все понимаю».
Я говорю: «Нет, ты не можешь все понимать. Потому что даже у взрослых не всегда получается».
Она говорит: «Почему?»
Я вдруг задумалась, а потом говорю: «Наверное, потому, что они не хотят».
Она разгребла ножкой горку соли и говорит: «Я хочу».
Тогда я взяла тряпку и начала вытирать пол.
Она посмотрела на меня и принесла веник. Когда закончили, она села в уголок и стала смотреть на меня. Я минут десять, наверное, возилась с капустой, но потом не выдержала:
«Что ты хочешь от меня? Иди играй со своей куклой».
Она говорит: «Я не хочу играть. Я хочу, чтобы ты рассказала».
Я говорю: «Слушай, ну ты упрямая. Вылитый папа. Вы оба друг друга стоите».
Она говорит: «Расскажи мне».
И тогда я говорю: «Хочешь узнать? Хочешь узнать – почему так получается? Ну, слушай. А если не поймешь, то я не виновата. Я тебя предупредила. Поняла меня?»
Она кивнула головой. Глаза большие. Куклу к себе прижала.
А я говорю: «Все дело в том, что у каждого человека свои интересы. Твой папа любит мою Татьяну. Поэтому он женился на ней. Моя Татьяна любит твоего папу. Поэтому она вышла за него замуж. Твоему папе надо зарабатывать деньги, чтобы кормить Татьяну. Поэтому он занят своей работой. Но это еще не все. Потому что есть я. И я не очень люблю твоего папу. Потому что, когда я вижу, как он с тобой обращается, мне хочется подойти к нему и треснуть его по башке его же газетой. Но я не могу этого сделать. Потому что я люблю свою Татьяну. А она любит твоего папу. И значит, мне придется терпеть и не бить твоего папу газетой по голове. Потому что я не хочу потерять свою дочь. Но, ты знаешь, и это еще не все. Потому что есть ты. И ты любишь своего папу. Но он не обращает на тебя внимания. Видишь, как все сложно тут перепуталось?»
Она снова кивнула мне головой.
«Так что, когда захочешь шоколадку – беги лучше ко мне. Денег не очень много, но на „Сникерс“ найдем. Поняла?»
Она говорит: «Поняла. А мама?»
Я говорю: «О, ну тут вообще запутанная история. Давай об этом поговорим в другой раз»
Она помолчала и потом говорит: «Папу любят два человека?»
Я говорю: «Да».
«Татьяну любят два человека?»
Я говорю: «Да».
«Тебя любит один человек».
Я говорю: «Ну, в общем, правильно все посчитала».
И тогда она говорит: «А кто любит меня?»
После этого на работе тоже стали происходить какие-то странные вещи. Николай Григорьевич неожиданно изменился. Притих, потускнел, меньше стал нами командовать. Я даже подумала, что он заболел. Язва там или, не дай бог, еще чего-нибудь, может, похуже. В общем, с лица спал. Я уже видела такое у мужиков. Они все от этого сильно страдают. Мучаются, ночей не спят. Им, дуракам, кажется, что раз у них это не получается, то они больше ни на что не годятся. Как будто мы только про это и думаем. Да если б так было, то самым счастливым на свете считался бы наш дворовый кобель по кличке Дружок. У него это получается и днем и ночью. Но я что-то особого счастья у него в глазах не заметила. Жрать без конца хочет, вот и все.
А в нашем мужском коллективе они все в конце концов приходят ко мне. С женами им на эту тему разговаривать трудно. Тем более что я старая.
По их мнению.
Николай Григорьевич в итоге тоже пришел.
«Ивановна, – говорит, – я с тобой на одну тему поговорить серьезно хочу».
Я говорю: «Знаю я ваши темы. Говорите, чего уж там. Что с вами еще приключилось?»
Он говорит: «Понимаешь, я с тобой решил посоветоваться, потому что ты опытная. У тебя у самой две дочери взрослые уже. Обе замужем».
Я говорю: «Да вы не стесняйтесь, Николай Григорьевич. Говорите скорей, без предисловий. Мне еще надо до конца смены кое-что успеть».
Он говорит: «Да ладно, куда ты торопишься? Я другой смене скажу, чтобы они за тебя доделали. Разговор-то у меня правда серьезный».
Я думаю: «Куда уж серьезней. Для вас, козлов, только это имеет значение».
Он помолчал немного, потом откашлялся и говорит: «Ты ведь, наверное, понимаешь – что такое жизнь в браке?»
Я говорю: «Понимаю. Как же не понимать?»
Он говорит: «Вот видишь. Я поэтому к тебе и пришел. У тебя у самой сколько внуков?»
Тут я его не поняла и говорю: «Внуков? А внуки-то здесь при чем?»
Он говорит: «При том, Ивановна. Ты мне скажи – сколько у тебя внуков?»
Я говорю: «Два вроде бы... Ну, и там еще... Одна девочка».
Он говорит: «Вот я насчет этого как раз и хотел с тобой посоветоваться».
Я тут совсем запуталась и говорю: «Насчет чего? Насчет простатита?»
Он на меня уставился как идиот и говорит: «Какого простатита?»
Я говорю: «А вы насчет чего хотели посоветоваться-то? Разве не насчет простатита?»
Он говорит: «Нет. А что это такое?»
Я тогда как давай там смеяться, а он на меня смотрит своими глупыми глазами и ничего не понимает.
Потом говорит: «Странная ты, Ивановна. Я же с тобой серьезно поговорить хотел».
Я успокоилась и говорю: «Простите, Николай Григорьевич. У меня нечаянно получилось. Так о чем вы хотели со мной посоветоваться?»
