Девчонка вытерла лоб в очередной раз, и разводы грязи сделались еще гуще. Она шагнула к качелям. И тут кто-то действительно ломанул через кусты:
- Нельзя!!
Вопль был душераздирающий. Катька отскочила. Перед ней стоял мальчишка. Некоторым образом родственник лешего: волосы, распахнутая на животе длинная рубашка, голые руки были в паутине, чешуйках коры, скурченных листиках и свежих царапинах. Мальчишка был чуть ниже Катьки, смуглый, встреханный и совсем нестрашный.
- Здрасьте, - сказала она, пиная баул. - Чего 'нельзя'?
- Садиться нельзя. Ты чего, не знаешь?
В карих глазах его плеснули солнечные искорки, а на левой щеке Катька разглядела похожий на звездочку старый шрам.
- Не знаю, - согласилась она, протягивая лешонку бутыль.
- Это качели из 'Романтики'.
- Ну и что?
- Это лагерь. Его забросили после Чернобыля.
Катька пожала плечами: я-то тут при чем? Мне вообще 'Чайка' нужна. Оказалось, что им по дороге.
- Даниил, - паренек протянул крепкую ладонь.
Катьку всегда бесил обряд мужского рукопожимания, но жара плохо подействовала - руку она тоже протянула, и не для поцелуя.
- Так что качели?
- Остались качели, - не дожидаясь просьбы, Даник взгромоздил баул на плечо. - Скрипят.
- Это повод не садиться? - качели быстро исчезали за горизонтом, но не такова была Катерина, чтобы не докопаться до сути.
- Повод, - Даник домчался до дыры в проволочной сетке и сбросил баул на землю. - Они не просто так скрипят. Они заманивают.
Катька поняла, что ее тоже заманили. На тайну. Гусыня. Еще ни одному мальчишке на свете она не позволяла так быстро с собой знакомиться. А Даник широко улыбнулся и бросил:
- Вечером доскажу.
(...)
... Представление длилось своим чередом. Происходило оно на открытой эстраде, и спецэффектов было всего два карманных фонарика и лазер, отнятый у кого-то из малышей, дразнивших красным лучиком девчонок и кошек. Зато реакции зрителей мог позавидовать и Большой театр.
Оказалось, что самое страшное - не танцевать канкан: когда тебя обнимает за талию Вадимчик, ноги сами отрываются от земли. Труднее всего было удержать рвущийся наружу дикий смех, зародившийся уже тогда, когда на сцену выпорхнула, маша марлевыми крылышками, Муха-Жанночка. При каждом ее порхании прогибались и вздрагивали доски, на телесах трепетала какая-то полупрозрачная черная тряпка, а над головой мотались на проволочках две кухонные мочалки. Зал, в отличие от Киры, имел право реагировать, и хохот и хлопки едва не снесли амфитеатр. Второй взрыв последовал, когда в кордебалет вломился экспедитор Володя в черных очках, зеленой пачке из папиросной бумаги, с огромными надписями 'кузнечик' на спине и груди. Массовка истерически хихикала и подвывала залу, когда он на корточках обскакивал сцену с убийственно мрачным выражением лица. После этого под рукой Любочки зловеще взвыли динамики, и на сцену пополз Ванечка в черном трико, с чулком, надетым на голову. Любочка гнусавым голосом комментировала происходящее. Жанночка заметалась, самовар-Вадим спрятался за Киру, а кузнечик наконец упал со сцены. И, очень смешно хромая, побежал в медпункт. Все почему-то решили, что так и нужно, и проводили его аплодисментами.
Мафия свирепствовала. Воспитателям восьмого отряда с трудом удалось удержать детей от спасательной акции. На физрука Геннадия Андреевича сперва никто не обратил внимания. Только Любочка бросила на него зверский взгляд и рявкнула:
- Комарик, по-шел!!
И Гена пошел.
Зрители повскакали. Они орали, били в ладони и прыгали на скамейках. Скромный стеснительный Генаша стал героем дня. Он под музыку метался по сцене, старательно огибая связанную, якобы горько рыдающую Жанночку, задирал ноги выше головы и уклонялся от струй Ванечкиного водяного пистолета. Вода окатывала радостно визжащих зрителей. Генаша перекувыркнулся через голову, три шага прошел на руках и рухнул. Мафия лежала под ним, дрыгая конечностями издыхала в конвульсиях. Музыка стала бравурной. 'Букашки и козявки' вылезали из-под скамьи. Развязали Жанночку, и она пала на руки победителю. Физрук прогнулся, но устоял. Зрители засвистели и забились в овациях. Занавес.
Тут-то и влюбилась в Генашу Ирочка.
Страшно подумать, что может успеть натворить влюбленная женщина за какие-то полчаса между ужином и дискотекой, даже если этой женщине пять с половиной лет.
(...)
- А в какое подземелье они проваливаются? - деловито спросила Катька.
- В таинственное.
- Не верю. Вот у Гоголя входит черт - верю.
Девчонки обиженно заверещали, а Максим подмигнул. Замирание сердца было на корню загублено. Кто-то предложил одолжить у Киры гитару.
- В старой часовенке - старенький гробик, - очень душевно пропела Катька. На гитаре она научилась играть недавно, и лучше выходило, когда никто не видел, зато у нее было роскошное сопрано. И это, как утверждал братец, уже много. Особенно теперь, когда у большинства 'певцов' - ни слуха, ни голоса. В гробу том - покойничек - серенький лобик.
Крестик сжимает с облупленной краской.
Щурит на свечку тоскливые глазки.
Не обрывая пения, Катька показала, как он это делает, и кто-то тихонько хихикнул.
Песенка оказалась в тему. Катьку слушали. Никто не кривился. Даже пальцы в аккордах путались не слишком. В общем, если писателя из нее не выйдет, без куска хлеба она не останется.
- Рядом с покойником бродит вампирчик,
пада-пада-пададуда,
пьет из бутылочки свежий кефирчик,
пада-пада-пададуда (Тут народ стал улыбаться вовсю),
свежий кефир из бутылочки пьет
и тихую песню поет:
а-а!!
Народ шарахнуло. Даник, который сидел всех ближе, упал с крыльца. Честное слово, Катька плохого ему не желала. Даже совсем наоборот. Просто эта песня поется именно так.
(...)
О появлении призрака первым сообщил малыш из восьмого отряда. 'Сообщил', сказано мягко. Это был дурной вопль, перекричавший дискотеку. По рассказам насмерть перепуганной воспитательницы, дитя еще пятнадцать минут билось в истерике, а внятного было - что 'там - облако' и 'оно смотрит'. Добровольцы помчались в это 'там': никакое облако никуда не смотрело. Но место за заброшенным корпусом стало вызывать нездоровый интерес.
- Мы должны это расследовать, - сказала Катька. Она как раз заняла очередь к умывальнику. Народ плескался и орал возле него сегодня чуть тише обычного, и уже это одно наводило на кое-какие подозрения.
- Тебе что, хочется поиграть в детектива? - спросил Даник, задумчиво пережимая кран. Струя воды пальнула в стороны, народ отскочил и заругался.
- Хочется, - Катька легкомысленно тряхнула хвостом. - Хочется загадок и приключений. Имею право. Я же не виновата, что родилась в провинции!
- Агата Хичкок!
