Теперь выстрелы трещали не переставая. Меткая пуля Степана свалила неосторожного солдата.
На баррикаде закричали 'ура'. Молодой дружинник подбросил в воздух шапку. Шапка упала на баррикаду. Парень приподнялся, и его голова стала хорошо видна солдатам.
- Прячь башку! - крикнул Степан.
Но было уже поздно.
Грянули солдатские выстрелы. Парень ткнулся головой в свой карабин. Потом он скатился с баррикады на мостовую и замер на снегу, широко раскинув руки, словно притомился стрелять и захотел отдохнуть.
С тоскливым криком Настюша бросилась к убитому. Упав перед ним на колени, она гладила его мягкие волосы, содрогаясь от рыданий. Все было напрасно...
Тогда, прежде чем кто-либо успел удержать ее, Настюша быстро и ловко взобралась на баррикаду.
- Палачи! - закричала она семеновцам. - Нас убьете - дела нашего вам не убить никогда!
Пули свистели вокруг Настюши, но она встала во весь рост, грозя семеновцам маленьким своим кулачком, красивая, бесстрашная.
Степан осторожно, но сильно толкнул девушку за прикрытие.
Он взглянул на Настюшу, потом на дружинников с такой гордостью и с такой верой в победу, что Настюша ответила ему спокойной и светлой улыбкой, а лица у дружинников стали как на празднике. Баррикада начала отстреливаться еще яростней. Но и по ту сторону затевалось что-то угрожающее...
По фанерному ящику вдруг словно палкой ударило. На Колькину шапку посыпались щепки. Пронесся звук, похожий на раздраженное жужжание мухи.
Наклонив голову, Колька осторожно заглянул в отверстие и усмехнулся, довольный. Теперь, находясь в полной безопасности, можно было видеть все, что творилось в переулке.
Ему и невдомек было, что это смертельная пуля, пробив фанеру, прожужжала над его головой. Возьми она чуть ниже, так и угодила бы в голову...
Как-то раз отец взял Кольку с собою в чайную. Сладок был чай вприкуску, еще лучше - крендель! Колька потягивал чай с блюдца и отдувался, как взрослый. На стене чайной красовались яркие картинки про японскую войну. Солдаты, наши и японские, с офицерами впереди бежали друг на друга, вытаращив глаза и выставив ружья со штыками. Наши - в сапогах, японцы - в каких-то белых чулках с пуговками. В воздухе рвались ярко-желтые шимозы, развевались знамена. Барабанщик бил наступление, и у него тоже были вытаращенные глаза, а по лицу стекала красная кровь...
Теперь ненарисованные, а всамделишные солдаты с ружьями наперевес бежали, крича и стреляя, но не на японца, а прямо на Кольку.
Офицеры в голубых шинелях сердито размахивали блестящими шашками. Стало быть, все ж увидели дырку в ящике, черти глазастые!
Кольке стало жутко. Он беспокойно заерзал в ящике: не пора ли махнуть домой?
Вдруг он услышал над собой громкий голос Степана:
- Спокойно, товарищи! Не робей! Выбирай каждый свою цель! Слушай меня! Без команды не стреляй!
Все приближаясь, крики солдат звенели в воздухе и, казалось, заполнили весь переулок. Баррикада молчала. Мурашки заскакали по Колькиной спине.
- Бей! - отрубил Степан.
Колька зажмурился и втянул голову в плечи, для верности прикрыв ее обеими руками. Раздался такой страшный треск, как будто баррикада под дружинниками разломалась на части и сейчас все, кто был наверху, попадают в ящик, задавят Кольку и все на свете.
Но ничего такого не произошло. Можно было с осторожкой заглянуть в дырку одним глазом, но и второй глаз вдруг раскрылся сам собой: солдаты с острыми штыками были совсем близко. Теперь-то достанут до ящика - и прямо за уши, это уж как полагается!
Ух, да что же это такое? Вон офицер как-то чудно повернулся на бегу, словно что-то хотел сказать солдатам, но вместо этого выронил шашку из руки и плашмя упал на снег.
- Бей, бей! - услышал Колька над собой хриплый, но веселый голос Степана.
Все вокруг трещало и кричало, как на пожаре.
Ага! Вон сразу два солдата и еще один - не то им по затылку дали, не то они что-то нашли на мостовой и скорей бросились на находку, чтобы другие не увидели: чур, наше!
Но солдаты и офицер так больше и не встали со снега.
До Кольки донесся звук солдатского рожка - он испуганно пел отход. Солдаты закопошились около своих убитых и раненых, куда-то потащили их. На баррикаде снова закричали 'ура', и огонь дружинников прекратился.
Послышалось металлическое щелканье, и что-то, тихонько звякнув, упало в ящик и подкатилось к Колькиным валенкам. Это была медная гильза от патрона. Колька поднял ее. Чувствуя, как теплота меди передается озябшим ладоням, он сдвинул шапку на затылок и, счастливый, прошептал:
- Ловко мы царя-то! А то ишь, кровопийца, все себе норовит захапать. Шалишь! Это, брат, тебе не что- нибудь... небось баррикада...
Еще одна гильза упала рядом. Колька вытянулся из ящика, подобрал ее. Теперь ребята во дворе так и скосятся от зависти. А как же!
Ну, самое страшное миновало: солдаты дали стрекача. Степан, наверное, уведет своих в чайную - на радостях пить чай с кренделями. Скоро можно будет и Кольке домой - с пулями. Э-эх, ловко!
Вот их упало в ящик еще несколько штук, помельче, - наверное, от Степанова пистолета. Ладно, придется уж и ребятам дать. По одной штуке на брата. А ну-ка, если сызнова все пересчитать?
В переулке снова тревожно защелкали выстрелы.
Настороженно молчала баррикада. Рабочие следили за действиями семеновцев. После неудачной атаки в лоб солдат не стало видно в переулке. Потом они появились опять, перебегая один за другим. Лежа за каменными тумбами, семеновцы открыли частый огонь по баррикаде. Дружинники, выжидая, не отвечали - берегли патроны.
Вдруг с соседнего дома с испуганным карканьем взлетела стая галок. Степан посмотрел туда и сказал мрачно:
- Теперь они с крыш начнут по нас бить. В обход пойдут. Гляди в оба, товарищи!
Так и случилось. С крыш баррикаду стало видно как на ладони. Обозленные сопротивлением рабочих, семеновцы били не переставая. Пули с треском пробивали доски, хлюпали в бревна и все чаще находили, кого искали.
Уже пятеро раненых дружинников лежали на снегу, за баррикадой.
Настюша потеряла свою круглую шапочку. Не уставая, она перевязывала раненых. Тонкие пальцы девушки дрожали и были в крови. А двум молодым дружинникам уже не нужна была перевязка...
Степан оглядел баррикаду и потемнел лицом.
- Товарищи, мы свое дело сделали. Отходить пора. Убитых и раненых - с собой. Кто останется прикрыть отход?
На опасное дело вызвались трое дружинников. Среди них был и Константин. Им оставили побольше патронов. Степан спросил:
- Ребята, как... ничего?
- Сами знаем. Прощайте... - ответил за всех Константин.
Он приник к щели и выстрелил.
Уходящие дружинники подняли раненых, забрали убитых, их оружие и вскоре скрылись в проходном дворе, тут же за баррикадой.
Семеновцы с крыш заметили отход дружинников.
Перебегая от тумбы к тумбе, солдаты все ближе подвигались к баррикаде, не переставая стрелять.
Однако Степан знал, кому он доверил остаться на баррикаде. Трое дружинников осаживали солдат меткими выстрелами, прикрывая отход товарищей. Но вскоре баррикада стала отвечать только двумя выстрелами, потом одним. Вот не слышно стало и этого...
Мороз окончательно одолел Кольку. Ноги вовсе зашлись, пальцы перестали шевелиться. Патроны сделались холодными и, словно в клею, прилипли к ладоням. Пришлось их положить в карманы.
