Мясо кобры

Герасимов СергейМясо кобры

С. Герасимов

МЯСО КОБРЫ

Они прошли на второй этаж, который, ради блажи, был устроен на высоте двадцать второго, а на самом деле находился гораздо выше первого и из больших окон там был виден растеряный маленький город, значительно измененный наклонной перспективой, слегка перевенутый, испуганый, блестящий, дрожащий, темный по углам; один из уголков завернулся и видно было, как по горизонту трепетал дождь, отражаясь в лужах. Над тучами зияло звездное небо, ни мало не похожее на настоящее; мгновенье медлило - заметив это, дама с коброй на шее отперла дверь, потом заперла и снова отперла.

- Спаситель, подержите, пожалуйста, - сказала она, отдавая кобру, чтобы освободить ладони для двуручного ключа. Спаситель подержал. Кобра здорово стискивала ему руку, улыбалась нахально и выглядела так, будто смазана несвежим жиром - и он положил змею в горшок с фокусовой пальмой, кобра сразу же, урча, зарылась в почву, богатую фтористым известняком.

- А это вы зря, - сказала дама, - теперь она все корни перегрызет. Змея ведь, хищница. Понимать надо.

Спаситель подарил даме букет красных фолиантов в обложках из тисненой кожи и та отдарила его легким кивком. Помещение выглядело большим, но казалось маленьким, если смотреть издалека. Хозяин местности сидел за круглым столом вытянутым в ширину, на столе же были разложены разные яства и пития, наклонной башенкой по центру. Венчали башенку крабовые клешни, очень деликатесные, изготовленные из чешуи дикого минтая. Слева стол казался пустым, а справа - тоже пустым. За ним сидело несколько пустых мест с неразличимыми лицами. Поодаль расположился охранник с очень мускулистой шеей, свисающей ниже плеч. Еще дальше резвилась худая и длинная собака на поводке, совершенно неотличимая от поводка. Собака слизывала свой пот, чтобы не загрязнять окружающей среды, но от стараний снова потела. Еще дальше линии перспективы сходились в точку. А совсем далеко трое углечистов играли в карты на приседания, но их не было видно. Шут, выкрашенный в национальные цвета, дудел в дудку, как при царизме.

В который раз за этот день спаситель ощутил странность и, возможно, неправильность мира. Так не может быть, подумал он. Это я и это они. Почему же никто не видит того, что я? Что-то есть в этом от раскрашенной поверхности, под которой слой тьмы. Я слышу гул и только он и есть настоящее. До меня долетают искры и я спрашиваю себя - что это? Спрашиваю так, будто не знаю ответа. А ведь знаю, и все они тоже знают.

- У вас понос? - спросила дама.

- Нет, я просто задумался.

- Да, меня тоже от мыслей пучит, - произнесла дама с интонацией усыхания мозгового вещества.

- Ну, ну, добро пожаловать к нам, - сказал хозяин с интонацией обжорства, отхватил последний кусок и вытер лоснящиеся губы. - Люблю, знаешь ли, поесть. Спаситель? Тот самый? Привет.

Он протянул руку с пятью ногтями спаситель её робко пожал.

- Слышал, - продолжал хозяин. - Говорили это много, а мои люди не врут, хотя я им не верю. Хочу значит услышать от тебя. Летать по воздуху можешь? А ходить по воде?

И он поднес к лицу сорокадвухдульную зажигалку, показавшую, впрочем, лишь очередную дулю.

- Да, - просто ответил спаситель.

- Прямо 'да' значит, если выкинуть из тут вот окна, полетишь? Если бы чтобы как, ну ты понял.

- Разобьюсь, - ответил спаситель, - умение летать меня лишь посещает. Разве что невысоко над полом.

И он демонстративно полетал над полом, не поднимаясь выше уровня стола. Стол оставался квадроуголен. Дама наносила на носик слой абсолютно прозрачной пудры. Проигравший углечист раздал приседания и, от скуки, прислонял испачканное лицо к обоям, рисуя на них автопортрет углем. Мгновение дышало ровно и размерено, как на приеме у врача. Спаситель парил. Его лицо приняло мечтательное выражение, обязательное для полетов.

- Ага, - согласился хозяин. Я сразу на 'ты'? По дружески. Знакомься. Это Дениза. Женское от Денис. С остальными знаться не стоит.

Дама с ключом едва повела бровью, аристократичная, как устрица в шпинате. Затем отвинтила каблучок-шпильку и поковыряла им в зубах.

* * *

Они поговорили о том и сем, в частности, хозяин пообещал улучшить квартирные условия спасителя, а потом, как водится, забыл об обещании, хотя притворялся, что не забыл; затем разговор перешел на еду и на ней остановился. Шут устал дудеть и от голода посасывал слюноотводящую трубку. Мгновение тянулось как жвачка и бессвязно бормотало, будто во сне.

- Говорили, что ты можешь питаться святым духом, - заметил хозяин с интонацией управленческого персонала, открывающего собранье.

Дух не питает плоть, - подумал спаситель, - ведь в слове 'питаться' запах плотного пуза, вспотевшего под майкой, но слово 'питать' - тоньше, хотя того же желто-кремового оттенка, оно красиво изогнуто и блестит в своей дальней части, но не как сталь, а как лунный блеск спокойного ручья. А Дух бархатно - коричневый, в отличие от Сприритус, что цвета двухдневного снега в лесу, но не со снежной холодностью, а с холодностью небес - я предпочитаю Спиритус - он питает волю, а воля поддерживает плоть, порой заменяя пищу. Так подумал, но мысль была некоммерческой, и он ответил:

- Бывает. Но предпочитаю есть.

- И что ешь?

- Обычные продукты. Без лишней роскоши.

- Готовишь сам?

- Да.

- А почему не усилием воли?

Требует концентрации, - подумал он, - как любое настоящее чудо. Концентрации, экстаза или правдивой боли, горячей и обоюдоострой. Чтобы пища получилось вкусна, её не подвергают однократному волевому импульсу, её нужно готовить медленно, в течение четверти часа. Все время концентрации приходится ни о чем не думать, это постепенно надоедает. Поэтому предпочитаю сковороду или духовку.

Сформулировав, он уже приготовился открыть рот и произнести две последние фразы.

- Хочу усилием воли, именно чтобы вот, - сказал хозяин. - Что-нибудь сделай мне щас деликатесное.

- Могу приготовить мясо кобры.

- Валяй, браток, валяй.

Спаситель взял порножурнал, украшавший стол, и перелистнул. Одна из женщин явно подходила - похожая на кусок мяса и со змеиным взглядом. Он решил приготовить мясо кобры из этой картинки: вырвал, смял и положил на тарелочку. Над нею сложил пальцы домиком.

Шут слизывал краски с картин и рассовывал их по надлежащим тюбикам. Собака глядела на это с тоскливой хищностью в сердце. Хозяин удалился, унывая от мысли, что придется ждать ещё четверть часа.

Остались лишь пустые места и Дениза, играющая цепочкой и шевелящая столь плотными ресницами, что ими можно было перелопачивать чернозем.

- А что ещё умеешь? - спросила она, заставив мгновенье вздрогнуть.

- Все.

- Самое трудное? - с интонацией науськивания.

- Одним словом могу заставить человека страдать или быть счастливым.

Мгновенье расслабилось и зевнуло.

- Ну, это и наш может. Это даже я могу. Эй, охранник! Смейся.

Охранник проснулся и стал смеяться, регулярно всхлипывая от восторга. Потом выполнил приказание заплакать и снова засмеялся. Пустые места вторили ему, хотя приказы к ним не относились. Спаситель разговаривал, не нарушая концентрации. Мгновение вращалось галактикой. Он развил перед Денизой некоторые идеи. Та слушала с неослабевающим безразличием. Он так увлекся, что не заметил внезапно появившийся по левую руку черный автомобиль, пахнущий дорогостоящим смазочным веществом.