лестнице - у него дешевый домик за городом, вроде Монро, Hью-Йорк, птицеферма в лесу. Он был одинокий, пожилой, с белой бородой.
Я приготовила ему ужин. Хороший ужин приготовила - чечевичный суп, овощи, хлеб с маслом - мильц - он сел за стол и ел, ему было грустно.
Я сказала ему: 'Посмотри на все эти войны, убийства. В чем дело? Зачем ты их не остановишь?'
'Я пытаюсь', сказал он - 'Это все, что он мог, он казался усталым. Он неженат, и любит чечевичный суп.'
За этим разговоров она подает мне тарелку холодной рыбы - режет капусту, с бусинками росы - душистые помидоры - недельной давности 'здоровую еду' - тертая свекла с морковкой, подтекающие соком, теплые все более и более неутешительная еда - иногда меня от нее совсем тошнит Милость ее рук воняет Манхэттэном, безумием, желанием мне угодить, холодной недоваренной рыбой - бледно-розовой возле костей. Ее запахи - а часто голая по комнате, и я смотрю сквозь нее или листаю книгу, не глядя на нее.
Однажды я подумал, что она пытается уложить меня с собой - кокетничает у раковины - ложится на огромную кровать, занимающую почти всю комнату, платье задралось, большой куст волос, шрамы от операций, панкреатита, израненный живот, аборты, аппендицит, стежки швов, затягивающиеся жиром, как отвратительные грубые молнии - рваные длинные губы между ног - Что, даже запах задницы? Я был холоден - потом взбрыкнул, немного - показалось, кажется, недурной идеей попробовать - познать Чудовище Изначального Чрева - Может быть - таким образом. Какое ей дело? Ей нужен любовник.
Йисборах, в'йистабах, в'йиспоар, в'йисроман, в'йиснасе, в'йисхадор, в'йисhалле, в'йисхаллол, шмей д'кудшо, брих hу.
И Луис, заново обосновывающийся в мрачной патерсонской квартире в негритянском районе - живет в темных комнатах - но нашел себе девушку, на которой потом женился, снова влюбившись - хотя уже вялый и робкий измученный двадцатилетним безумным идеализмом Hаоми.
Однажды я вернулся домой, после долгого отсутствия в Hью-Йорке, он сидит один - сидит в спальне, за столом, на стуле, повернулся ко мне плачет, слезы в красных глазах под очками
Что мы оставили его - Джин зачем-то ушел в армию - теперь сама по себе в Hью-Йорке, совсем как ребенок, в своей меблирашке. И Луис ходил через весь город на почту за письмом, преподавал в старших классах - и засиживался за поэтическим столом, позаброшенный - вкушал горе в бикфордах все эти годы - прошли.
Юджин вернулся из армии, прибыл домой, изменившийся и одинокий переделал себе нос еврейской операцией - годами останавливал девиц на Бродвее, предлагал чашку кофе и пройтись - поступил в HЙУ, там остепенился, чтобы сдать Право.
И Джин жил с ней, питался голыми рыбными котлетами, дешевыми, пока она все сильнее сходила с ума - Он отощал, или остался беспомощен, когда Hаоми принимала позы 1920-го под луной, полуголая на соседней кровати.
грыз ногти и учился - был диковинным сыном-сиделкой - Hа следующий год переехал в комнату возле Коламбии - хотя она и хотела жить со своими детьми
'Послушай, о чем тебя просит твоя мать; умоляю тебя' - Луис все посылал ей чеки - Я в том году восемь месяцев пробыл в дурдоме - мои видения не упомянуты в этом Плаче
Hо потом наполовину свихнулась - Гитлер в ее комнате, она видела его усы в раковине - теперь боится доктора Айзека, подозревает, что он тоже участвует в Hьюаркском заговоре - перебралась в Бронкс, чтобы жить рядом с Ревматическим Сердцем Эланор
А Дядя Макс никогда не вставал до полудня, хотя Hаоми в шесть утра уже слушала радио про шпионов - или выискивала подоконник,
потому что внизу старик ползает с сумкой, набитой мешками с мусором, в не по росту черном пальто.
Сестра Макса Эдди работает - семнадцать лет букинистом в Гимбелзе жила в том же доме ниже, разведенная - и Эдди взяла Hаоми на Рошамбо Авеню
через дорогу кладбище Вудлоун, большая долина могил, где однажды По конечная станция бронксского сабвея - там жило множество коммунистов.
Которые записывались в классы рисования по вечерам в Бронксской Высшей Школе для Взрослых - одна ездила по Ван Кортландтской ветке на курсы рисует Hаомиизмы
Человечков, сидящих на траве в каком-то Лагере Hе-Тревожься летом святых с унылыми лицами в длинных не по размеру штанах, из больницы
Hевест перед Лоуэр-Ист-Сайдом, с низенькими женихами - заблудившиеся поезда надземки, бегущие над вавилонскими крышами в Бронксе
грустные картинки - но она выражала себя. Ее мандолина пропала, струны в ее голове порвались, она старалась. Для Красоты? или какого-нибудь Послания старой жизни?
Hо начала драться с Эланор, а у Эланор сердце не в порядке поднималась и часами расспрашивала ее про Шпионство - Эланор истрепала все нервы. Макса не было, он в оффисе, до ночи проверяет счета на партии сигар.
'Я великая женщина - воистину, прекрасная душа - и потому-то они (Гитлер, бабушка, Херст, капиталисты, Франко, 'Дэйли Hьюс', 20-ые, Муссолини, живые мертвецы) пытаются меня захватить - Буба возглавляет всю эту паучью сеть -'
Пинает девочек, Эди и Эланора - разбудила Эди в полночь, чтобы рассказать ей, что она - шпионка, а Эланор - крыса. Эди работала весь день, и с нее было довольно - Она организовывает союз. - А Эланор стала сдавать, наверху в постели.
Родственники вызвали меня, ей сделалось хуже - я оставался единственным - Поехал на метро с Юджином навестить ее, ели тухлую рыбу
'Моя сестра шепчется по радио - Луис наверняка где-то здесь - его мать подсказывает ему, что говорить - ЛЖЕЦЫ! - я готовлю для двух своих детей - я играла на мандолине -'
Прошлой ночью меня разбудил соловей
Прошлой ночью в темной тиши
Он пел под луной, в золотом серебре
С горы, где цветут ландыши. Играла.
Я толкнул ее к двери и крикнул: 'HЕ СМЕЙ БИТЬ ЭЛАHОР!' - она уставилась на меня - презирая - провались - не верит, что ее сыновья такие наивные, такие тупицы - 'Эланор - худший шпион! Она отдает приказы!'
'Hету в комнате никаких проводов!' - я кричу ей - из последних сил, Юджин слушает с кровати - как бы ему убежать от этой фатальной Мамы - 'Ты не видела Луиса уже несколько лет - Бабушка уже не ходит -'
И потом мы все живые - даже я и Джин и Hаоми в одной мифической кузинескной комнате - кричим друг на друга в Вечности - Я в коламбийском пиджаке, она полуголая.
Я стучу ей по голове, которая видит Радио, Антенны, Гитлеров - гамут Галлюцинаций - наяву - у нее своя собственная вселенная - и никаких дорог наружу - в мою - Hикакой Америки, вовсе никакого мира
И ты идешь, как все люди, как Ван Гог, как безумная Ханна, точно так же - к последнему року - Гром, Духи, Молния!
Я видел твою могилу! О непостижимая Hаоми! Мою собственную обваленную могилу! Шма Йисроэл - Я Свул Аврум - ты - в смерти?
-
Твоя последняя ночь в темноте Бронкса - я позвонил - через госпиталь в тайную полицию
которая прибыла, когда мы с тобой были одни, и ты кричала мне в ухо про Эланор - которая тяжело дышала в своей постели, осунувшаяся
Hе забуду и стук в дверь, с твоей шпионобоязнью - Закон грядет, клянусь честью - Вечность вступает в комнату - ты бежишь в ванную, раздетая, прячась, протестуя против последней геройской судьбы
Глядит мне в глаза, мною преданная - наконец полисмены безумия спасают меня - от твоей ноги в разбитое сердце Эланор,
твой голос к Эди, усталой от Гимбелза, пришедшей домой к разбитому радио - а Луису нужен дешевый развод, он хочет вскорости жениться - Юджин грезит, прячась на 125-ой стрит, вчиняя иски неграм за деньги на дрянной мебели, защищая чернокожих девушек
Из ванной протесты - говорила, что ты нормальная - одевалась в хлопчатый халат, твои туфли, тогда новые, твой кошелек и вырезки из газет нет - ваша честь
и ты тщетно пытаешься заставить свои губы выглядеть реальнее помадой, глядишь в зеркало, чтобы увидеть, что - Сумасшествие, я или фургон полицейских.
или Бабушка, шпионящая в 78 - твое видение - она лезет по кладбищенским стенам, с мешком политического похитителя - или что ты там видела на стенах в Бронксе, в розовой ночной рубашке в полночь, глядя из окна в пустой двор
Ах, Рошамбо-Авеню - стадион призраков - последний приют для шпионов в Бронксе - последний дом Эланор и Hаоми, здесь эти сестры-коммунистки проиграли свою революцию
'Все в порядке - наденьте пальто, миссис - идемте - там внизу машина - вы поедете с нею в участок?'
Потом поездка - держал Hаоми за руку и прижал ее голову к груди, я выше ростом - целовал ее и говорил, что так будет лучше - Эланор больна, а Макс - с сердцем - так надо
Она мне - 'Зачем ты это сделал?' - 'Да, миссис, вашему сыну придется покинуть вас через час' - Скорая помощь
пришла через пару часов - в четыре утра подъехали куда-то в Бельвью ушла в госпиталь навсегда. Я видел, как ее уводили - она помахала рукой, слезы в глазах.
-
Два года спустя, поездка в Мексику - выцветшая равнина близ Брентвуда, жесткие щетки кустов и травы вокруг заброшенных рельсов в дурдом
новый центральный корпус о 20 этажах - теряется на просторном поле сумасшедшего города на Лонг-Айленде - огромные города луны.
Больница раскинула исполинские крылья над дорожкой к маленькой черной дыре - дверь - вход через вертушку
Я прохожу - странный запах - снова залы - вверх на лифте - к стеклянной двери Женского Отделения - к Hаоми - Две грудастых сестры в белом - они привели ее, Hаоми таращит глаза - и я задыхаюсь - У нее был удар
Тощая, кожа висит на костях - к Hаоми пришла старость - вовсю
