Отражение

Корепанов АлексейОтражение

КОРЕПАНОВ АЛЕКСЕЙ

Отражение

Для всех окружающих он был самым обыкновенным, ничем не примечательным молодым человеком. Правда, сослуживцы обратили внимание на то, что он вдруг стал молчаливым и задумчивым, но вопросов не задавали своих проблем и забот хватало; каждый новый день приносил новые неожиданности, и все силы уходили на борьбу с ними. Сам же он считал, что его просто околдовали: нашептали что-нибудь со злости или шутки ради в переполненном троллейбусе или посмотрели недобро, когда не подал милостыню нетрезвому побирающемуся, или совершили какой-то заочный магический ритуал, дабы обречь его на страдания. Потому что чем же еще, как не жестоким колдовством, можно было объяснить случившееся обыкновенным сентябрьским вечером?

После работы он немного побродил по центральной улице, разглядывая витрины и спешащих куда-то говорливых девчонок, а потом направился к себе за речку, в кривые переулочки дореволюционной застройки. Вечер был тихим, серая подушка неба поглощала все звуки земли, накрапывал едва заметный теплый дождь и витал над речкой горьковатый запах осени.

Он медленно шел вверх по склону узким проулком между заборами - и вдруг остановился. В вечернем полумраке перед ним парила девушка. Именно парила, не касаясь ногами искрошенного дождевой

водой грязного асфальта. Она могла быть цветком, с которого сняли чары, она могла быть звездой, она могла быть душой реки, эманацией сентябрьского вечера, принявшей человеческий облик, невероятнейшей флуктуацией частиц воздуха, но могла быть и простой игрой света и тени или результатом мгновенного помрачения сознания, или вестником приближающегося безумия, навеянного полынными ветрами, которым вольготно теперь гулять в нашем мире.

Он не стал гадать. Он вновь обрел способность двигаться, и приблизился к девушке, и спросил, глядя в прекрасное юное лицо: 'Кто ты?' Девушка улыбнулась и ответила: 'Отражение. Отражение в твоем зеркале'. И исчезла, растворилась в неярком свете зажегшегося в этот миг уличного фонаря. Тянулся в гору мимо мокрых заборов тихий проулок, и капли усилившегося дождя шелестели в кустах сирени.

Мгновенное помрачение сознания... Помрачение?..

Да, он был уверен, что его околдовали (кто? за что? как?), и ничего не мог с собой поделать, хотя, казалось бы, чего проще: махнуть рукой и забыть, и смотреть по вечерам телевизор, чтобы потом, почувствовав себя высосанной до конца пустой иссохшейся оболочкой, проваливаться в колышущиеся миры сна.

Он ничего не мог с собой поделать. Каждый вечер он включал свет в своей комнате, садился на стул перед большим овальным настенным зеркалом и смотрел, смотрел, смотрел в его глубину, надеясь отыскать там что-нибудь кроме привычного зазеркального дивана, привычной полки с книгами... часов на стене... горшка с кактусом на подоконнике.

Он смотрел мимо своего отраженного в зеркале лица, смотрел до рези в глазах, до головной боли, до тупого оцепенения - но ничего не менялось в неподвижной зеркальной глубине. Застывшее иное пространство не желало поддаваться воздействию его умоляющего взгляда. Тянулась вереница вечеров, все более длинных и темных, а мир за зеркалом продолжал оставаться непоколебимой глыбой льда.

Он не знал и не мог знать, что там, за зеркалом, за ним давно наблюдают. А ту, явившуюся ему когда-то в пустом проулке у осенней речки, не перестают упрекать за легкомысленный поступок.

...На город уже падал мокрый ноябрьский снег, когда Зазеркалье уступило, наконец, его безграничному упорству, грозящему перейти в окончательное безумие. Однажды, сырым ветреным вечером, растаяли в зеркале отражения его лица, и дивана, и полки, и кактуса, растаяли, сменившись серым н и ч е м, которое стерло привычную ежедневную картину.

Постепенно серое н и ч т о стало превращаться в другой мир. Яркий, странный, неописуемый мир, непохожий на тот, в котором находилось зеркало. Иной мир.

Он отпрянул от зеркала, потом подался к нему, вглядываясь в нездешние удивительные пространства, и вдалеке, на вершине чего-то переливающегося, увидел ее, ту девушку из сентябрьского переулка. Вновь увидел ее, парящую в центре очаровательного зазеркального мира, - и бросился в зеркало, висящее на стене, стремясь проникнуть сквозь его невидимую тонкую поверхность и очутиться там, по ту сторону, в иных невообразимых безмерностях.

Он ударился лбом о холодное стекло - и зеркало упало со стены, со стуком упало на пол, продолжая отражать то, чего не было в комнате. Он встал на колени перед зеркалом, осторожно протянул руку, пытаясь преодолеть границу миров, но вновь наткнулся на гладкую твердую преграду.

...И когда он понял, что все старания безнадежны, что невозможно прорваться туда, за стекло, в глубине которого продолжал сиять нездешний мир, он в отчаянье схватил утюг и швырнул его в зеркальную гладь. Он еще успел услышать зловещий звон бьющегося стекла - и тут же все исчезло для него... вернее, исчез он сам, и исчезло все то, что должно было отражаться в зеркале: диван, полка с книгами, часы вместе со стеной и кактус вместе с подоконником. Исчезло, как исчезает отражение в разбитом зеркале.

Потому что как раз он-то и жил в мире за пыльным кривым зеркалом, в мире тусклых, искаженных до неузнаваемости отражений, и мир этот был не более реален, чем реальны отражения.

Его мир был всего лишь уродливым отражением, и продолжал пока отражаться в миллионах зеркал...