Эх, Россия, где тебя носило?
Я родился, а тебя нема.
Я б сгодился для великой силы.
А на что мне нищая сума?
Русский
Я - русский! В грудь стучу рукой.
Но в этом есть оттенок грустный.
Как будто на вопрос: какой?
Я отвечаю: 'Русский, русский'...
Не сразу предков извиня,
кричу им: как вы жили-были,
что прилагательным меня
так неудобно приложили?
Неужто беден наш язык,
и не нашлось другого слова?
Хоть я к другому не привык,
хоть мне и с этим не хреново.
Но... существительное - я!
Не стану даже подлежащим.
Я сдачу не беру с рубля.
Я не какой-то там пропащий.
Мне не нужна приставка 'при'.
К России я не прилагаюсь.
Я существую с ней, внутри,
не сопрягаясь, не склоняясь.
И не желаю я служить
при ней бесплатным приложеньем.
Мне легче голову сложить,
чем быть частицей предложенья.
Во мне бузит великоросс.
И всякой выходке навстречу,
как на шести шагах - всерьез,
вполне существенно отвечу.
Да, русский, русский я навек!
А кто не понял, растолкую:
в значенье Русский Человек
я в этом мире существую.
Американских... нет как нет.
Голландских... нет, английских... тоже,
А русский - есть! Уж тыщу лет.
И значит, русским быть - дороже.
Тоска по народу
Я оглох от высокого слога.
Мне не в мире бы жить, а в миру.
По обруганным русским дорогам
возвращаюсь на колком ветру.
И роняю им тихое слово
в благодарность за тот поворот,
за которым увижу я снова
распростертые крылья ворот.
За бревенчатой чуткой стеною
свет полночный не буду гасить.
Вся Россия, прожитая мною,
соберется ко мне погостить.
Образа переглянутся строго
И сочтут, что без тяжкой вины
Я прокладывал линию Бога
на рабочей ладони страны.
Из цепей на Владимирском тракте
до ракет во вселенской глуши
вырос кряжистый русский характер
брат загадочной русской души.
И загадочна наша дорога
тем, что есть у нее поворот.
И важнее явления Бога
то, чтоб снова явился... Народ.
За честь слова
Меня приговорила муза
военно-полевым судом
за гибель Слова и Союза
сослать в сегодняшний дурдом.
Плюю на речи по бумажке.
Как ночи просыпаю дни.
Хожу в смирительной рубашке
пустопорожней болтовни.
Полубредово зарекаюсь
любить Отчизну до конца.
И как сподвижник слова каюсь
в бесплодье красного словца.
И понимаю: дело плохо.
Я признаю свою вину
и в том, что бросила эпоха
под ноги целую страну.
Она затоптана толпою.
И от подошвы след кровав.
И сердце рвется: к бою! к бою!
А разум держит: ты не прав.
Смотрю в написанное тупо.
Меня свободою свело.
Свобода слова... от поступка,
считай, свобода от всего.
Свобода голой ходит дома.
Ори до утренней зари.
И нет свободнее дурдома,
где все, что хочешь, говори.
Да будь ты трижды Юлий Цезарь.
Но слово - как предавший друг.
Язык прижизненно отрезан
не от гортани, а от рук.
Да будь ты трижды Маяковский.
Но если нету баррикад
на людных улицах московских,
