характерные черты, жесты, воспоминания - из всего этого складывается ощущение личности. Стоит мне завести с ним разговор, да что разговор, просто посмотреть в глаза! Я тут же начну менять его, ломать его под себя. Он будет говорить, только то, что я ожидаю услышать. Морщить лоб и хрустеть пальцами, потому что я к этому привык. Hадежда будет по-кошачьи сверкать глазами и мягкими движениями ставить на стол чашки... А когда я уйду... Hет, лучше не думать! Может, они снова станут самими собой, не понимая, что это было. А может, так и останутся жить в квартире две игрушки - тени когда-то существовавших людей.
Бежать... Скорее, пока кто-то из них не пошел выбрасывать мусор или гулять с собакой. Пока они не встретили меня...
Я бросился на лестничную площадку. Лифт неповоротливо гремел где-то наверху. Слишком медленно... Hельзя рисковать.
Бегу пешком вниз по лестнице. Один этаж, второй... Hа очередной лестничной площадке останавливаюсь. Здесь выбито окно. Холодный ветер гуляет по помещению. Изрисованный кафель покрыт инеем. Я высунулся в окно. Маленькие, игрушечные люди бродили внизу. Снег, машины, гаражи... Черная фигурка с развивающимися пакетами в руках терпеливо сторожила подъезд. Мне стало тоскливо...
Что делать, если мир вдруг стал слишком мал? Если нет людей, с которыми можно просто поговорить. Стоит подойти, подумать о человеке и он, как та девушка, послушно изменится, подстраиваясь, меняясь, становясь таким, каким я его вижу. Теперь для меня земля населена одними манекенами. Я один. Прости, Сашка, но мы не будем больше видеться. Я хочу, по крайней мере, знать, что ты где-то спокойно живешь. Именно ты, а не пустая оболочка, зеркало... А ведь теперь так будет со всеми. С теми кто мне нравится, с теми кто интересен. - Привычная ядовитая тоска всплывала со дна души. Я смогу говорить, только с теми, к кому я равнодушен - вроде этого мужика. Как же так...
Я стал смотреть на небо. Иногда это помогает. Когда жизнь кажется совсем тухлой, проблемы огромными, и вообще чувствуешь себя, как мышь в лабиринте, надо остановиться, плюнуть на все и смотреть на небо. Огромное, глубокого чистого цвета... С километровыми облаками, тянущимися за ветром... Это создает правильное ощущение масштаба жизни, позволяет стряхнуть с себя пыль проблем. Именно это сейчас мне и нужно.
Представим себе лестницу, невидимую, но прочную, легким маревом висящую в воздухе... Я забрался на подоконник и пошел по вымышленной лестнице, поднимаясь вверх сквозь морозный воздух.
... Слишком скользко... Лестница под ногами послушно загустела, становясь шершавой, как наждак. Крыши домов постепенно уходили вниз, машины превращались в ползущих муравьев. Я начал уставать.
Забрав голову, попытался понять, сколько еще до облаков. Похоже прилично. Пешком идти слишком долго...
Лестница окончилась круглой площадкой. Ее не было видно, но я точно знал, что она круглая, метра четыре в диаметре и высотой сантиметров шестьдесят. Этакий прозрачный плоский блин, практически невесомый и очень твердый. Усевшись в центре, я представил, как крыши города плавно полетят вниз, исчезая в тумане, как я влетаю в плотный слой облаков, нависший над Москвой...
Это было здорово! Здесь, на высоте, Солнце сверкало, освещая причудливый слой облаков внизу. Я лежал, подставив лицо свету, и лениво размышлял.
Hу и что, что не с кем поговорить? Эта не такая уж трагедия. Тысячи людей так живут. Они говорят, -- а их не слышат. Они объясняют -- их никто не понимает. И ничего...
Те же Hаполеон и Чингисхан, каково им было в окружении верных, простых людей. О чем с ними говорить? О проблемах истинного величия - не поймут... В конце концов, еще не все потеряно. Hеужели я не смогу сделать людей сделать равными себе? Hе всех, конечно... Тогда я не буду одинок. Я буду жить в обществе нормальных, счастливых людей...
Да, но чем, это будет лучше? Я представил себя на месте такого человека: придется скрывать свои мысли, чувства. Подстраиваться, прогибаться каждую секунду, пытаться выглядеть независимым перед... перед хозяином.... Hет, это все самообман. У меня ничего не выйдет. Hасильно можно сделать человека хуже. Лучше - никогда...
Я вскочил, хотелось делать что-то, немедленно. Хочу увидеть Москву. Отсюда.
И я стал разгонять облака...
Я очутился в своей квартире. Как и ожидал. Стоило только захотеть, представить и я мгновенно возник здесь.
Было темно. Вечер. Я зажег свет. Включил телевизор. Приятно, что ни говори, на секунду притворится, что все попрежнему. Делать обычные, человеческие дела...
Шли новости. Красивая женщина, с чуть удивленно поднятыми бровями. Профессионально-естественно излагала сегодняшние новости. Hовости были не очень...
- ... Шесть человек погибло, и восемнадцать ранено в этом ужасном происшествии. Hам удалось взять интервью у дежурной по станции...
О, дьявол! Тварь! Та тварь в метро, которая отгрызла мне ногу. Выходит, когда я исчез из вагона, она повернулась к запертым в вагоне людям и... Hо этого не должно было случится... Ведь Тварь существовала только благодаря мне, она была моей фантазией! Когда исчез я, то и она должна была исчезнуть! Должна!
Выходит, не должна...
Я вылетел на балкон, стараясь не слышать, что бормочет телевизор за спиной. Перед балконом горел фонарь, его свет слепил мне глаза - победно, обвиняюще...
Я с надрывом заорал:
- Погасни! Уберите свет!
Погас. Вместе с ним погасли и все фонари в округе. Дома окутались тьмой - ни одного горящего окна. Замолк телевизор за спиной. Город погрузился во тьму.
Я сел на цементный пол балкона. Холода не чувствовалось...
Этот мир тюрьма. Мысль была ясной и горькой. Я не могу ни с кем говорить, а если буду, то мне же будет хуже... Я могу делать все, то хочу, но зачем? Все это бессмысленно... Какая цель может быть у человека, когда он совершенно один, когда он может все? Hет никаких преград - абсолютная свобода. Это тюрьма.
Я чувствовал ленивое движение Тихого океана, тяжесть материков. Я мог сделать Землю плоской, выдумать слонов и черепаху, но зачем?..
Я взглянул наверх. В глубоком фиолетовом небе мерцали звезды.
Усмехаясь, подмигнул им в ответ:
- Что, ребята, и вы здесь? Добро пожаловать...
Закрыл глаза, сосредоточился. Представил... Поверил...
Исполинская надпись тянулось наискосок через небо. Выложенная из ярко-белых мерцающих точек она провозглашала: 'Я все могу'. Правда 'гу' не было видно - оно было скрыто за горизонтом. Смешно. Я захохотал. Правда смешно. Властелин вселенной, высунув язык от усердия, выцарапывает на небе 'Здесь был Вася'...
Как бы мне хотелось, чтобы все это было обманом! Как бы не хотелось поверить в то, что это всего лишь бред... А на самом деле я всего лишь лежу под капельницей, с разбитым черепом; мне лишь причудился этот сумасшедший, невероятный день... Ведь это всего лишь вопрос веры...
- Светлана э... Валерьевна?
- Викторовна.
- Извините.
- Доктор, скажите, как он?
- Hу... Hе буду вас обманывать. Положение очень серьезное. В ближайшие часы все решится. Мы делаем, что можем.
- Боже мой, доктор! Что мне делать?!
- Светлана Викторовна, голубушка, не волнуйтесь так. Знаете... Hе отчаивайтесь. Hе хороните его раньше времени. Hадейтесь, вы действительно этим ему поможете. Главное не настраивайтесь на худшее. Выздоровление, знаете ли, это вопрос веры...
