Крон Александр
О гармонии и алгебре
Александр Александрович Крон
О гармонии и алгебре
Статья
В 'Мыслях о прекрасном' покойного Н.П.Акимова есть такой шутливый афоризм: 'Если б наряду с 'точными науками' у нас была узаконена область 'неточных наук', первое место в ней по праву заняла бы эстетика'.
Этим высказыванием Акимов отнюдь не собирался зачеркнуть эстетику. Равным образом он совсем не отрицал применимости точных методов в изучении искусства. Смысл этого высказывания иной: эстетика является особого рода наукой, особенности которой вытекают из самого предмета исследования. Чтобы исследовать явления искусства, исследователь сам должен быть человеком искусства. Эстетика совмещает в себе элементы научного и художественного познания, и нет ничего зазорного в том, что многие эстетические категории не могут быть выражены математическими способами и возведены в ранг объективных истин. Искусство неотделимо от восприятия его людьми, восприятие же исторически обусловлено и субъективно окрашено в зависимости от множества разнообразных и трудно учитываемых факторов. В.Г.Белинский был сыном своего времени, в анализе явлений искусства он руководствовался не только своими теоретическими воззрениями, но и личными вкусами, даже страстями, - все это нисколько не унижает Белинского как ученого, но обнаруживает в нем художника.
Произведение искусства живет во времени, в разные эпохи оно воспринимается современниками различно. Трагедия Гамлета в театре 'Глобус' и на сцене советского театра не однозначны, невозможно даже приблизительно установить, как воспринималось бы искусство Павла Мочалова зрителями театра 'Современник', и только неисправимые догматики склонны считать свои сегодняшние критерии незыблемыми.
Непременное условие научного эксперимента - повторяемость, многократная воспроизводимость эффекта - не полностью применимо к эстетике, эстетический эффект всегда в той или иной степени неповторим, а потому и не может быть до конца 'формализован'. Акимов писал: 'Искусство - это средство общения между людьми. Это второй особый язык, на котором о многих важнейших и глубочайших вещах можно сказать лучше и полнее, чем на обыкновенном языке. Вместе с тем ряд понятий и мыслей - научных, технических, деловых - на обыкновенном языке излагается проще и точнее. Путаница в этом вопросе всегда приводит к затрате ненужных усилий'.
Избежать путаницы в этом вопросе необходимо именно потому, что назрела настоятельная необходимость применения точных методов в изучении искусства. Назрела она давно. Еще в 20-х годах К.С.Станиславский живо интересовался работами академика И.П.Павлова и других физиологов, это было необходимо ему для проверки и теоретического обоснования ряда положений 'системы'. ВТО продолжает начатые еще в 30-х годах попытки статистического анализа зрительских реакций. Точные методы могут быть применены как для исследования механизма художественного творчества, так и для изучения законов восприятия. Необходимость научного подхода к этим проблемам проистекает в равной мере из возросших возможностей современной науки и из насущных потребностей самого искусства. С каждым годом этот встречный процесс становится все ощутимее. Случайный, но характерный пример. Недавно в течение одного дня я прочитал два весьма далеких по жанру произведения - статью профессора Э.Ш.Айрапетянца 'Личность великого ученого', посвященную 90-летию со дня рождения академика А.А.Ухтомского, и 'Из запасников памяти' писательницы В.Ф.Пановой. И вот две выписки:
'Позволю себе вскользь коснуться еще одной существенной черты человеческих доминант. Если каждый человек носит в себе, проявляет в своем поведении разнообразные доминанты и, как правило, одна доминанта заменяет другую, то сосуществование доминант с произвольным и полноценным их переключением - дело весьма трудное. Этим свойством большей частью обладают представители высокого уровня подвижного типа нервной системы. И надо сказать, что в совершенстве оно развито у талантливых актеров. Здесь не место излагать физиологические основы актерского творчества. Но я позволю себе утверждать, что важнейшими элементами структуры актерского таланта надо считать не только способность входить в роль по всем законам доминанты, но и удерживать в форме сосуществования разнообразные доминанты - образы, не похожие друг на друга, с мгновенным, сигнальным их переключением - сменой, а не заменой. Идеально был представлен принцип подвижных доминантных переключений у Ф.И.Шаляпина. В совершенстве им владел Илларион Николаевич Певцов. И можно было бы сослаться на творчество многих истинных актеров, талант которых выражает также и этот чудесный дар мозгового механизма'.
Это пишет ученый. А вот что пишет писательница:
'На этом-то материале впоследствии проявилась одна моя способность, которая с годами значительно ослабела и которая в высшей степени полезна литератору: я обнаружила в себе как бы некие запасники, куда совершенно непроизвольно откладывались впечатления и наблюдения, чтобы затем явиться без всякого моего усилия в нужный момент и занять свое место в моей работе. Уже когда я писала первые свои книги - 'Спутники', 'Кружилиха', - эти запасники вдруг являлись, как бы всплывая, и служили мне поистине неоценимую службу. Это были характеры, лица, имена, судьбы, голоса.
Может быть, такого рода механическая память и отличает писателя от неписателя. Это всплывание в нужный момент - не оно ли называется вдохновением?
Причем из огромного числа явлений, проходящих перед нами, почему-то некоторые особенно овладевают нами, запечатлеваются с особенной силой, зажигают фантазию. [...] Эта избирательность, этот неосознанный - наугад выбор является, видимо, непременной частью той способности бессознательного накопления, которую я в себе обнаружила...'
В обоих случаях это вскользь брошенные замечания, своего рода 'апарты'. Но нетрудно себе представить, что, будучи развиты и оснащены фактическим материалом, соображения ученого могут лечь в основу исследования о физиологических механизмах актерского творчества, а размышления писательницы всей своей логикой неизбежно подводят ее к учению А.А.Ухтомского о доминанте.
Мы привычно говорим о происходящей на наших глазах научно-технической революции и не всегда отдаем себе отчет в поистине революционных изменениях, произошедших примерно в то же время в области искусства. Появление новых средств массовых коммуникаций (кино, радио, телевидение), и массового воспроизведения (грамзапись, фототипия) способствовало созданию новых видов искусства и до основания потрясло старые. Под влиянием множества разнообразных факторов - социальных и технологических - разительно изменились организационные формы современного театрального спектакля и зрительская психология. Меньше чем за сто лет театральное зрелище от громоздкого, пышного и медлительного спектакля императорской сцены, где пятиактной трагедии предшествовал водевиль, а в заключение нередко давался дивертисмент, спектакля, где арии и монологи бисировались, а зрители входили в партер во время действия, это зрелище пришло к современному спектаклю Театра на Таганке, идущему в стремительном темпе, почти без декораций, без единого антракта. Достаточно представить себе Танеева на концерте Шостаковича, Энгра - перед полотнами Матисса, М.И.Петипа - на 'Спартаке' Григоровича, чтобы почувствовать всю глубину произошедших сдвигов.
На этих же примерах легко видеть, насколько различно протекают эти процессы в искусстве и в технике. Даже самые совершенные создания технической мысли стареют быстро, становясь достоянием истории. Шедевры искусства сохраняют свое непреходящее значение на века. Великие открытия в науке, так же как великие произведения искусства, обязаны своим происхождением гению своих авторов, но природа авторства принципиально различна: не родись на свет Ньютон, закон всемирного тяготения несомненно был бы открыт впоследствии кем-то другим, но 'Евгений Онегин' мог быть написан только Пушкиным. Сотни миллионов людей хоронят своих близких под звуки марша из си-бемоль-минорной сонаты Шопена, ставшей как бы всемирно признанным выражением скорби, но сонату эту мог сочинить только Шопен. И наконец, последнее и, может быть, самое существенное для нашей темы: если мы совершим мысленный эксперимент и перенесем человека из предшествующей эпохи в современную, то естественно предположить, что многого в сегодняшней науке и технике он просто не поймет. В искусстве же - не примет, как не принял честнейший и культурнейший Танеев своего младшего современника Скрябина. Если в науке основным предметом споров является истинность, то в искусстве понятие истины неотделимо от общественных и личных оценочных, вкусовых категорий.
Несомненно, что и наука и искусство служат одной и той же цели познанию действительности. Но только в конечном счете. Идут они различными путями. Для того чтобы движущийся корабль мог верно определить свое место в океане, одного пеленга недостаточно. Наука и искусство - два пеленга, обеспечивающие
