Саша Черный.
Кому в эмиграции жить хорошо
Однажды в мглу осеннюю, Когда в Париже вывески Грохочут на ветру, Когда жаровни круглые На перекрестках сумрачных Чадят-дымят каштанами, Алея сквозь глазки,- В кавказском ресторанчике «Царь-Пушка» по прозванию Сошлись за круглым столиком Чернильные закройщики - Три журналиста старые - Козлов, Попов и Львов… И после пятой рюмочки Рассейско-рижской водочки Вдруг выплыл из угла, - Из-за карниза хмурого, Из-под корявой вешалки, Из сумеречной мглы - На новый лад построенный Взъерошенный, непрошеный Некрасовский вопрос: Кому-де в эмиграции В цыганской пестрой нации Живется хорошо? Козлов сказал: «Наборщику», Попов решил; «Конторщику», А Львов, икнувши в бороду, Отрезал: «Ни-ко-му». Опять прошлись но рюмочке И осадили килькою, Эстонской острой рыбкою, Пшеничный полугар. Козлов, катая шарики Из мякиша парижского, Вздохнул и проронил: «А все-таки, друзья мои, Ужели в эмиграции Не сможем мы найти Не то чтобы счастливого, Но бодрого и цепкого Живого земляка? На то мы и газетчики,- Давайте-ка прощупаем Все пульсы, так сказать… Пойдем в часы свободные По шпалам по некрасовским, По внепартийной линии, По рельсам бытовым…» Попов, без темперамента, Как вобла хладнокровная, Взглянул на потолок: «Ну, что ж, давай прощупаем. С анкетами-расспросами Мы ходим к знаменитостям Всех цехов и сортов; К махровым кино-барыням, К ученым и растратчикам, К писателям, издателям, К боксерам и раджам. Пожалуй, дело ладное, По кругу эмигрантскому Пройтись с карандашом…» А Львов пессимистически Потыкал в кильку спичкою, Очки прочистил замшею И наконец изрек: «Искать Жар-Птицу в погребе Занятие бесплодное,- Но что же, за компанию Пойду и я на лов…» Козлов мигнул хозяину - Сейчас, мол, кончим, батенька. Уж полоса железная До половины с грохотом Спустилася на дверь… «С кого начнем, приятели?»- Спросил Козлов задумчиво.- «С наборщика, с конторщика, Пожалуй, не модель?» «Давайте, други милые, Начнем хоть с маляров. Профессия свободная, Веселая, доходная…» - Промолвил Львов с усмешкою, И зонтик свои встряхнул. Пошли ночною улицей, Сутулые и хмурые, И молча распрощалися 
