продолжительных тестов, мне было профессионально заявлено, что никаких отклонений в развитии у ребенка нет (что было известно мне и без них). Школьный психолог повторила тоже самое. После моего дурацкого вопроса, почему же ребенка выгоняют из школы, долго изучались тетрадки... Итог психологических исследований был поразителен: 'Миша, дай честное слово, что будешь учиться хорошо!' Я тогда еще не знала, что школьными психологами становятся после месячных курсов от биржи труда, но интуитивно поняла, что помощи извне ждать не приходится.
В 7 лет наша борьба закончилась полной его победой. Символом которой стал такой эпизод. Я приехала к Мишке в лагерь. На родительский день была устроены многочисленные конкурсы (почему-то для родителей- видимо, в качестве компенсации за отдых от своих чад), за жетончики победителям выдавалась всякая снедь. От бега в мешках я, будучи в мини-юбке на шпильках, отказалась сразу, на успехи в перетягивании каната с отцами я вряд ли могла рассчитывать (хотя, может быть, они бы от смеха и не смогли тянуть вообще). Я приняла участи в сбивании городошных фигур. Оба раза попала... в молодого человека, который их ставил. Попытки с завязанным глазами приставить корове хвост не увенчались успехом. Сетуя, что в программе нет ничего интеллектуального, я с пустыми руками вернулась к сыну. Мишка лаконично приказал: 'Сиди здесь и жди!' и исчез в толпе. Через 20 минут он вернулся, с трудом неся всевозможные вкусности. Мои восхищения и нежности были пресечены коротким: 'Ешь!'. Мишка задумчиво чистил апельсин и, разламывая его на две части, произнес легендарную фразу: 'Да, мама, ничего-то ты не умеешь. Трудно будет тебя прокормить!..' Я была без денег, без мужа, и ехала домой с трудом сдерживая слезы.
Со второго класса Мишка научился зарабатывать деньги. Гармонии его отношений с деньгами можно было позавидовать: он любил их, они - его!
Выбравшись однажды всей семьей на пляж, я, умиротворенная солнцем, дремала на песке. Мишка разбудил меня вопросом: 'Почему так дорого продают пирожки'. 'Хочешь дешевле, оденься и сбегай к дороге', - раздраженно ответила я, надеясь, что меня оставят в покое. Но Мишка растолкал меня снова: 'Пирожки это неактуально. Надо носить пиво!' Не успела я постичь всю перспективность данного вывода, как сын лишил меня остатков сна окончательно: 'Дай рублей 30 начального капитала!' Брызгая на меня холодной водой, ему удалось загнать меня в воду и уговорить на 20 рублей. На другой день с приятелем он торговал на пляже пивом, купленным у метро, и зарабатывал за пару часов больше, чем я, со всеми своими образованьями, за рабочий день в пыльном офисе...
Все мои попытки заинтересовать его учебой пресекались вопросом: 'Сколько ты получаешь?' В аксиому, что хотя бы грамоту надо освоить, Мишка не верил и цинично парировал: 'Да, секретарша будет записывать. Или вот тебя найму, хоть заработаешь!' Тут мы неизменно переходили на личности, и теоретическая дискуссия заканчивалась.
В личной жизни юноша проявлял такой же практицизм. Когда его любимая девочка отказалась придти на рожденье, он философски заметил: 'Вообще-то у меня еще пара есть. Но они не настолько мне нравятся, чтобы я их кормил!'
Меня настораживали его восторги по поводу того, какая шикарная квартира и машина у одной его знакомой. Когда девочка ненавязчиво стала надоедать мне звонками, а Мишка рассказами о их роскошной жизни, я позволила себе заметить: 'Жаль, что девочка на редкость некрасивая и толстая'. На что юный циник удивленно возразил: 'Мама, да все они одинаковые! Но если бы ты видела, какая нулевая машина!!!'
И ко мне Мишка стал относиться с большим интересом, когда увидел, что мне дарят подарки и приглашают в интересные места. С некоторых пор он про каждого знакомого выяснял, есть ли у него компьютер и машина. При наличии этих двух сын интересовался, почему же я не выхожу за него замуж... То, что человек может мне не нравится, не казался Мишке убедительным. Глядя, с каким удовольствием я слушаю Макаревича или Шевчука, сын спрашивал: 'Ведь он, небось, не бедный, - и между прочим так - А он женат?'. Завершалась эта логическая цепочка упреком, почему же я не выхожу за замуж, если уж в коем веке есть небедный мужчина, который мне нравится! Меня бесил его цинизм, его моя непрактичность. Сошлись мы на компромиссе: я обещала с ним советоваться (пред тем, как сделать по-своему)!
К 12 годам Мишка стал настолько мудр, что перестал со мной ссорится, решив, наверное, победить меня самим фактом своего существования как Личности. А я успокоилась тем, что раз человек с таким упорством делает всегда мне вопреки, значит, что-то мое в нем есть!.. И мы перешли к мирному параллельному сосуществованию. Наглядность которого демонстрировали 2 стопки кассет - мой БГ и его рэп - по разные стороны магнитофона, молчаливый переход моих кроссовок в его гардероб и то, что сын ставит меня в известность: 'Я на деньги за разгрузку записался сегодня на ночь в компьютерный клуб'. Он философски относится к тому, что придется и в 6 классе учится второй год. На сетования домашних искренне отвечает: 'Зато я лучше всех кросс пробежал!'. И своеобразно льстит моему образованию: покупая чего-нибудь вкусное для меня, он часто сопровождает это лукавой фразой: 'Когда поешь, напишешь мне доклад, - правда?'
2.Леша
Если первый сын походил на вождя краснокожих из рассказа О. Генри и обожал фильм 'Трудный ребенок', то второй напоминал Маленького принца. Старший делал все, чтобы заткнуть фонтан моей материнской нежности, младший - в нем купался. Если мазохистское удовольствие от кормления грудью одного я выдержала только пару месяцев, то второму я не могу отказать в этом уже четвертый год. (Поскольку Леша уже несколько лет единственный мужчина, проявляющий настойчивый интерес к моей груди, подлый организм отвечает ему взаимностью. А голубоглазое чудо, серьезно выслушав мои объяснения, что молока больше нет, философски согласилось: 'Тогда чаю!' и привычным жестом полезло за пазуху.) Маленький Мишка вопил, как иерихонская труба - Леша пугался и плакал, когда слышал не только крик, но и громкий смех. Мишка, суровый и лаконичный, с детства относился ко мне скептически и по-мужски снисходительно - Леша, по-детски трогательный, был воплощением нежности и тепла.
Длиннющие загнутые ресницы, глядя на которые я смиряюсь с тем, что его отец не платит алименты - все лучшее я от него уже взяла. Голубые глазищи, делающие его похожим на Незнайку. 'Я сейчас поцелую, и все пройдет', и в качестве знакомства 'Я Лешенька Жуков'... Первым вопросом, который Лешенька задал, было повергшее нас в изумление - 'Ты меня любишь?' И вот уже почти 3 года он не устает его задавать, часто в еще более трогательной форме: 'Как же не любить такого зайчика, да?' Мое негодование на учиняемые безобразия Леша нейтрализует парадоксальным 'Я тебя прощаю!' и, нежно гладя меня по руке, хлопает длиннющими ресницами.
Старший смотрел мордобойники и с упорством, достойным лучшего применения, делал из кота полицейскую собаку. Когда мирно спящее животное слышало знакомый крик: 'Стоять! Полиция! Лапы за голову!' Кот молниеносно понимал, что дело труба, валить надо, и, распушив хвост, вихрем носился по квартире и распятый зависал на ковре, а потом овчаркой кидался на руку злоумышленника. Младший плакал, если в сказке кого-то обидели. 'Не съел, не съел!!! - кричал Лешенька, - Он хороший!' Мы вынуждены были переделывать все сказки на пацифистский лад. От этого они становились скучны и бессобытийны, но ничего, лишенного насилия, кроме 'Репки', прославляющей коллективный труд, мы не находили. Даже невинные строчки 'Нелегкая это работа - бегемота тащить из болота' вызывали массу беспокойства: 'А как его тащили? Ему не больно? А бегемот не простудился?' Даже комарам Леша нежно говорил: 'Кыш! Кыш! А то получишь по попе'.
Если старший так 'любит' книги, что перед каждым праздником бдительно меня предупреждает, чтобы я не вздумала подсунуть ему книжку в качестве презента, то младшему подаренная азбука принесла море восторга. Леша осваивал книжные полки по мере их доставания и в 3 года, незаметно для нас, выучил буквы, компенсируя титанические и абсолютно бесплодные усилия, потраченные на обучение Мишки. Когда Лешенька сидит с азбукой и показывает всем буквы, Мишка, с сочувствием глядя на брата, говорит: 'Хватит над ребенком издеваться! Иди, Леша, я тебя лучше покатаю'.
Мишка ждет - не дождется, когда выступит в роли грозной защиты младшего брата во дворе; а я острю, что Леша догонит его, сидящего по два года в каждом классе, и будет за него делать уроки.
Младший кидается мне на шею с поцелуями и жестом рыбака, демонстрирующего размер пойманной рыбы, показывает, как он меня любит. Старший, лаконично бросив 'Я тебе картошку пожарил, ешь. Я в клуб', спешит слинять из дома. Когда я ухожу, Леша плачет и цепляется мне за ноги. Мишка, наоборот, норовит скорее спровадить меня из дома.
Самое удивительное, что антиподы обожают друг друга. Мишка в присутствии брата становится мягче, а Леша с азартом включается во всяческую возню.
