плечами. - Что у тебя вчера с Большовой вышло?
Чернышев замялся:
- Ну... я просто...
- Что, просто? Просто обидел девочку? Так просто - взял и обидел!
- Да я не хотел... просто мы догоняли друг друга... - играли...
- Игра, Чернышев, слезами не кончается...
- Но я не хотел, чтоб она плакала.
- Поэтому ты ей юбку задирал?
- Да я не задирал... просто...
Зинаида Михайловна подошла к нему:
- Ну, зачем ты это сделал?
- Ну она щипала меня, Зинаид Михална, по спине била...
- А ты юбку задрал? Ты, пионер, задрал юбку?! Чернышев? Если бы уличный хулиган вроде Куликова задрал бы, я б не удивилась. Но - ты?! Ты же в прошлом году на городскую олимпиаду по геометрии ездил! И ты - юбку задирал?
- Но я один раз...
- Но зачем? Зачем?
- Не знаю...
- Но цель-то, цель-то какова? Ты что, хотел посмотреть, что под ней?
- Да нет...
- Ну а зачем тогда задирал?
- Не знаю...
- Сказка про белого бычка! Зачем же задирал? Что, нет смелости сознаться? Будущий комсомолец!
- Но я просто...
- Просто хотел посмотреть, что под юбкой? Ну-ка по-честному! А?!
- Да...
Зинаида Михайловна засмеялась:
- Какой ты глупый... Что у тебя под штанами?
- Ну, трусы...
- У девочек - тоже трусы. А ты что думал - свитер? Ты разве не знаешь, что девочки тоже носят трусы?
- Знаю... знал...
- А если знал, зачем же задирал?
- Ну, она ущипнула меня...
- Но ты же только что говорил мне, что хотел посмотреть, что под юбкой!
Чернышев молчал.
Зинаида Михайловна покачала головой:
- Чернышев, Чернышев... Зачем же ты врешь мне. Не стыдно?
- Я не вру, Зинаид Михална.
- Врешь! Врешь! - она наклонилась к нему. - Неужели правду так тяжело сказать? Врешь! Тебя не трусы интересовали и не юбка! А то, что под трусами!
Чернышев еще ниже опустил голову.
Зинаида Михайловна слегка тряхнула его за плечи:
- Вот, вот, что тебя интересовало!
- Нет... нет... - бормотал Чернышев.
- И стыдно не это, не это. Это, как раз, естественно... Стыдно, что ты не можешь сказать мне правду! Вот что стыдно!
- Да я могу... могу...
- Нет, не можешь!
- Могу...
- Тогда скажи сам.
Зинаида Михайловна села за стол, подперла подбородок рукой.
Чернышев шмыгнул носом, поскреб щеку:
- Ну я...
- Без ну!
- Ну... меня интересовало... просто так интересовало...
Зинаида Михайловна понимающе покачала головой:
- Сколько тебе лет, Чернышев?
- Двенадцать.
- Двенадцать... Взрослый человек. У тебя сестра есть?
- Нет.
Зинаида Михайловна повертела в руках карандаш:
- Нет... Слушай! А на прошлой неделе ты дрался с Ниной Зацепиной! Ты тоже хотел посмотреть, что у нее под трусами?!
- Да нет, нет... это я... там совсем другое было...
- Ну-ка, посмотри мне в глаза. Сейчас хоть не ври.
Чернышев опустил голову.
- Ведь тоже хотел посмотреть. Правда? А?
Он кивнул.
Зинаида Михайловна улыбнулась:
- Чернышев, ты только не думай, что я над тобой смеюсь, или собираюсь наказывать за это. Это совсем другое дело. Тебе двенадцать лет. Самый любопытный возраст. Все хочется узнать, все увидеть. Я же помню, я тоже была когда-то двенадцатилетней. Или ты думаешь, завуч так и родился завучем? Была, была девчонкой. Но у меня был брат Володя. Старший брат. И когда пришла пора, он мне все показал. Чем мальчик отличается от девочки. И я ему показала. Вот. Так просто. И никому не потребовалось юбки задирать. А выросли нормальными людьми. Он летчик гражданской авиации, я завуч школы. Вот.
Чернышев исподлобья посмотрел на нее.
Зинаида Михайловна продолжала улыбаться:
- Как видишь, все очень просто. Правда, просто?
- Ага...
- Ну, у тебя есть какая-нибудь родственница твоего возраста?
- Нет. У меня брат двоюродный есть... а сестер нет...
- Ну, а подруга, настоящая подруга есть у тебя? Подруга в лучшем смысле, друг настоящий? Которой можно доверить все?
- Нет. Нет...
Зинаида Михайловна отложила карандаш в сторону, почесала висок:
- Жалкое вы поколение. Ни сестер, ни подруг... В восемнадцать опомнятся, наделают глупостей...
С минуту помолчав, она встала, подошла к двери, заперла ее двумя поворотами ключа. Потом, быстро пройдя мимо Чернышева, задернула шторы на окне:
- Запомни, Чернышев, заруби себе на носу: никогда не старайся узнать что-то нечестным путем. Это знание тебя только испортит. Иди сюда.
Чернышев повернулся к ней.
Она отошла от окна, подняла свою коричневую юбку и, придерживая ее подбородком, стала спускать колготки, сквозь которые просвечивали голубые трусики.
Чернышев вобрал голову в плечи и попятился.
Зинаида Михайловна стянула колготки, сунула обе ладони в трусы и, помогая задом, спустила их до колен.
Чернышев отвернулся.
- Стой! Стой же, дурак! - придерживая юбку, она схватила его за руку, повернула к себе. - Не смей
