Спирит Стивен
Сказы о
Cтивен Спирит
'СКАЗЫ О..............'
Огромное спасибо за помощь в написании
Сказов моему другу Чипу.
Автор
'Посвящаю шпротам'
Автор
Сказ первый.
'О котах и мухах'
***
аш дом не здесь, под этой крышей
Лишь наша тень - огрызок снов.
о кто-то шепчет: 'Тише! Слушай,
Что знаешь ты о песне льдов?'
Заря умрет, за нею следом
Приходит ночь - теней родня.
Укроет нас дырявым пледом:
'Согрейтесь, дети, после дня'.
Прорвав кольцо, над древним миром
Взошла луна: ей имя - Ло.
Проходит ночь; печальным пиром
Помянем все, что не дано.
Источник снов бьет еле-еле.
Уносит миф теченье в даль.
В ладью надежд уже мы сели,
И все ж прошедшего не жаль.
Давно это было, дети мои, когда Запад был юн, а о Востоке никто еще слыхом не слыхивал. у так вот... Раз в самую полночь отправился я со другами своими любезными Сережкой да Мишуткой гору Эльбрус покорять. Зачем, говорите, да уж надо было. Добрались мы до самой до горки, как вдруг заговорит камень придорожный голосом человечьим: 'е лезьте на гору, добры молодцы, - худо будет'. Да я цыкнул на него, он и убежал со всех ног.
Ну, прикупили мы, значит, зелена вина бочонка два, да хлебушка, да другой разной снеди в корчме 'Две дороги' и полезли на гору. Долго ли, коротко ли, а лезли мы в эту горку года уже полтора. Часы мои встали за час до рассвета и бросив: 'адоело!', ушли на север. Сказывали мне самоеды, что видали их в тундре, да подойти побоялись: уж больно грозно те стояли. Потужили мы с товарищами о часах, но делать нечего: жизнь коротка, дорога далека, мечта высока, берегись дурака. Побрели дальше.
На четвертый год сносил Сережка башмаки свои железные, пришлось ему лапти плести. А тут еще напасть: Мишутка посох свой в землю воткнул да спать лег. Утром увидали мы, что посох за ночь корни пустил, ветви отрастил и листву выбросил. В общем стал дуб не дуб, ель не ель - баобаб семимильный, и прямо на пути. Пол года его обходили.
Однажды, на исходе дня поднялась страшная буря. Громыхал гром, сверкали молнии, дождь лил то горячий, то холодный. Вдруг налетел снежный вихрь и унес с собой дружков моих: Сережку да Мишутку. Опечалился я - каково одному-то на горке. Оставались правда бычки в томате, да и те уплыли. Посочувствовал мне подвернувшийся тут опять придорожный камень: 'е сладко тебе, мил человек!'. Я опять цыкнул на него, и он снова удрал. Поплакал я, погоревал, сложил обелиск каменный и полез дальше на гору. Дня через два добрался до вершины.
Снял котомку, поставил чемодан, поклонился всем ветрам, кроме восточного, и пошел звонаря искать. Иду. Гляжу, народ кругом все какой-то мрачный. Спрашиваю: 'Люди добрые, что не веселы?' Они и отвечают: 'Да вот, любезный путник, приключилась у нас беда. Принесло невесть откуда человека. Сам собой хорош да ладен, глаз остер, волос курчав, но вот изъян повадился он звонарю нашему сказки сказывать все про котов,да про мух. Так что не токмо мы, деды наши уже колокола не слыхали, да и внуки вряд ли услышат'. Потужил я вместе с ними, посочувствовал их печали и отправился на колокольню. Прихожу и вижу - сидит на бочонке мой друг-пропажа Мишутка. Сидит и сказки бает - все про котов, да про мух. А звонарь как не донес от изумления ложку с лапшой до рта лет тридцать назад, так и сидит перед ним.
Ударил я в колокол, да напрасно, не очнулся звонарь. Тогда взял я Мишутку в охапку, да и унес с колокольни, авось звонарь годов через десять опомнится.
Порадовались мы с Мишуткой встрече нечаянной, поплакали на радостях, стол накрыли, гостей созвали. Полная горница набилась. Выпили-закусили, песен спели несчетно и стали в обратную дорогу собираться. Путь неблизкий высок Зльбрус...
П Е С Н Ь
На седой груди Эльбруса
Снег в лавины собирался.
А над ними, в ясном небе,
Гордо реял черный ворон
Утюгом в выси болтаясь.
Знали все, несчастий наших
Он причина, несомненно!
И плевали смело в небо,
Подбородки вверх задравши,
Люди - гордые созданья.
Песнь эту пел нам на прощание народ гор. Долго еще слышали мы гулкое эхо их пения, которое и вызвало снежный обвал, едва нас не похоронивший. Без приключений добрались до баобаба.Там и заночевали. Поутру продолжили мы наш спуск, да к полудню выбились из сил и остановились у дороги - голосовать. Три осла промчались вверх и одна улитка вниз. аконец, остановили мы с Мишуткой арбу. 'Подвези, друг любезный!'- попросили мы возчика. 'Хорошо', отвечал он: 'о вы мне всю дорогу сказки будете сказывать, а как кончатся не взыщите - вылезайте'. Согласились мы и поехали. Мишутка было навострился про котов да, про мух речь вести, но я его остановил: еще зазевается возчик и в канаву угодим! у и рассказывай сам, смертный!' - обиделся Мишутка. Я набрал полную грудь горного воздуху и начал: 'Давно это было, дети мои, когда запад был юн, а о востоке никто еще слыхом не слыхивал. у так вот...' Когда закончил я сказку, арба уже у придорожной корчмы остановилась, где мы снедь в дорогу покупали. Поблагодарили мы возчика и внутрь вошли. И что же!? Сидит за столом Сережка, а перед ним бутылок ряд. Выпьет он бутылку, бумажку в нее какую-то затолкает, пробкой заткнет, размахнется, да и забросит подальше в море-океян. 'Сергуня, друг, что это ты делаешь?!' спрашиваем его. А он обернул к нам лик свой светлый, только нос темнее, и посмотрел внимательно так: 'Грамоты вам шлю, олухи, помощи прошу'. 'Отлично!' - говорим: 'А теперь пошли по домам'. 'Сейчас', - отвечает: 'Еще одну грамоту пошлю и пойдем'. Подождали мы его и разошлись по домам. Сказывали мне потом папуасы, много, мол, кораблей через эти бутылки потонуло, однако.
Вот и весь сказ. Вам, детушки, в поучение да наставление.
29.01.95. Мурманск. Перевод Степана Тылычко
Сказ второй.
'Две дороги'
***
Hастала ночь, трещит камин,
К красе небес струится дым.
Мурлычет кот, во сне ленив,
Hесложной песенки мотив.
Друзья придут в урочный час.
Что приготовить мне для вас?
Придумать сагу, иль рассказ,
Чем позабавить в этот раз?
В полудремоте мысль парит.
Какой к себе ее магнит
Притянет, прелестью маня;
И вновь я там, где нет меня.
Корчма, луна, под ней гора.
Часы бьют полночь. Hу, пора...
Глава 1
Давно это было, дети мои. Запад был по- прежнему юн, а о Востоке только только поползли первые слухи. Hу так вот... Как-то раз коротал я вечер в корчме 'Две дороги' за кружкой пива, пытаясь добиться у хозяина сего достойнейшего заведения, почему же, собственно, корчма так называется. Ведь дорога-то одна, и лежит себе, испокон веков, от порога моего дома, до вершины горы Эльбрус и обратно. Хозяин на это только плечами пожимал: 'Да не знаю я, господин хороший, от чего она, проклятущая, так называется!' Темнит как обычно, решил я. Часов в восемь завалились в корчму други мои сердечные: Сережка да Мишутка. Оба, как всегда, чем-то озабоченные. Особенно Мишутка, на голове у которого красовалось странного вида сооружение, которое можно было бы
