Станюкович Константин Михайлович
Блестящий капитан
Константин Михайлович Станюкович
Блестящий капитан
I
Был девятый час сентябрьского утра.
Тулонский рейд точно млел в мертвом штиле. Солнце еще не томило жгучими лучами.
Капитан 'Витязя', стоявшего рядом с флагманским кораблем французской эскадры, только что принял обычные утренние рапорты и, оставшись на мостике, радостно, почти что влюбленно любовался своим красавцем корветом, с изящными линиями обводов, стройным, с высоким рангоутом, белоснежною трубой и сверкавшею белизной палубой.
Капитан-лейтенант Ракитин, молодой моряк, впервые назначенный командиром, еще переживал медовые месяцы власти и командования одним из лучших судов балтийского флота и щеголял безукоризненным порядком, умопомрачительной чистотой 'Витязя' и 'идеальной' быстротой работ на нем.
И 'Витязь' приводил в восторг даже иностранных моряков.
То было время обновления и во флоте. Только что были отменены телесные наказания. Капитан умел и без жестокости властвовать командой, и его 'молодцы', как он называл матросов, рвались на работах изо всех сил, рискуя из-за 'идеальной' быстроты на учениях увечьями и даже жизнью ради самолюбивого щегольства и желания отличиться блестящего капитана. И он был доволен 'молодцами'. Они не осрамят 'Витязя'.
Щеголевато одетый, весь в белом, стройный и хорошо сложенный блондин лет под тридцать, красивый, с самоуверенным лицом, с шелковистыми светло-русыми усами и бакенбардами, Ракитин взял бинокль и смотрел на флагманский французский корабль. И торжествующая победоносная улыбка играла на его лице.
Он отвел бинокль и, щуря голубые глаза, кинул, обращаясь к вахтенному офицеру, мичману Лазунскому:
- У французов, верно, сегодня парусное ученье.
- И у нас будет, Владимир Николаич? - почтительно и весело спросил мичман.
- Конечно.
- Опять французы 'опрохвостятся', Владимир Николаич! - возбужденно проговорил мичман.
И его юное безбородое и жизнерадостное лицо светилось счастливой улыбкой победителя.
Но Ракитину, щепетильно оберегающему свое капитанское достоинство, вдруг показалось, что мичман фамильярен, вступая с капитаном в разговоры. И Ракитин оборвал мичмана, проговорив резким тоном:
- Сигнальщик пусть не спускает глаз с крюйс-брам-стеньги адмирала!
- Есть, смотрит! - мгновенно делаясь серьезным, отвечал мичман.
- И вы посматривайте. Не прозевайте сигнала.
- Есть! Не прозеваем! - еще серьезнее, тоном служебной аффектации, ответил несколько обиженный мичман.
И несмотря на то, что сигнальщик не спускал подзорной трубы с адмиральского корабля, мичман крикнул ему:
- Хорошенько смотри на адмирала!
'Зря кричишь!' - подумал сигнальщик и крикнул:
- Есть! Смотрю!
Капитан не сходил с мостика и то и дело взглядывал на флагманский корабль, по юту которого расхаживал невысокий худощавый адмирал, горбоносый, с седой эспаньолкой, в темно-синем длинном форменном сюртуке, с отложными воротничками белоснежной сорочки, необыкновенно любезный и вежливый старик орлеанист, хоть и служил при Наполеоне Третьем.
Ракитин нетерпеливо теребил бело-русую жидкую бакенбарду в ожидании торжества 'Витязя'. Еще бы! Не раз уже 'Витязь' возбуждал профессиональную зависть и национальную досаду иностранных моряков и тешил самолюбие русского блестящего капитана.
Когда 'Витязю' приходилось стоять в каком-нибудь рейде с французской или английской эскадрой, Ракитин, соблюдая любезность международного этикета, по сигналу иностранного адмирала делал на 'Витязе' те же учения, какие делались и на чужих эскадрах. И большей частью русский корвет оставался победителем. Все на 'Витязе' радовались. Даже доктор и батюшка торжествовали, что на корвете ставили и убирали паруса минутой или полминутой раньше французов или англичан.
II
- Сигнал! - крикнул во весь свой голос сигнальщик.
На крюйс-брам-стеньге флагманского корабля 'Terrible' взвились три комочка и у верхушки развернулись сигнальными флагами: 'Поставить все паруса'.
В ту же секунду на всех судах французской эскадры поднялись ответные сигналы, и среди тишины рейда раздались командные французские слова.
- Свистать всех наверх! Паруса ставить! - неестественно громко и взволнованно крикнул мичман, срываясь с голоса, которым старался напрасно басить.
Засвистали дудки. Прозвучали голоса боцманов и унтер-офицеров.
Словно вспуганное стадо, бросились матросы к своим местам. Офицеры стремглав выбегали из кают- компании и неслись к мачтам. Старший пожилой штурман рысцой побежал на мостик, а младший тем же аллюром пронесся за ним и взял в руки минутную склянку, чтобы усчитать время маневра.
Старший офицер 'Витязя', Василий Леонтьевич, маленький, кругленький, толстенький и свежий, как огурец, лейтенант, лет за тридцать, уже взбежал на мостик и расставил свои короткие ноги, подавшись всем своим корпусом через поручни.
Все стихло.
- Марсовые к вантам! По марсам и по салингам! - громко, весело, задорно и точно грозя кому-то вызовом, скомандовал густым и сочным баритоном Василий Леонтьевич.
С этой командой он бросил взгляд быстрых и острых, как у мышат, карих глаз на 'француза': побежали ли там по вантам.
Нет еще! Слава богу!
А марсовые 'Витязя' уже ринулись как бешеные по натянутым вантинам. Лишь мелькали голые пятки. Одни уже были на марсах, другие бежали выше - на салинги, когда французские матросы еще только добегали до марсов.
И шустрый живчик Волчок, как называли на баке Василия Леонтьевича, нетерпеливее и громче крикнул:
- По реям!
Белые рубахи разбежались по марса- и брам-реям, придерживаясь рукой за выстрелы (вроде перекладины поверх реи) для баланса, с такой смелой быстротой, словно бы они бежали по полу, а не по круглым поперечным деревам - реям, которые своими серединами висели на страшной высоте над палубой, а ноками (концами) - над морем.
Матросы точно и не думали, что малейшая неосторожность - и сорвешься, чтобы размозжить голову о палубу или нырнуть с высоты в море и не вынырнуть на свет божий.
- Отдавай!.. Пошел шкоты! С марсов и салингов долой!
Голос старшего офицера звучал нервнее и нетерпеливее.
Капитан, не спускавший глаз с рей, едва сдерживался от нетерпения и самолюбивого волнения. Ему казалось, что вот-вот - и позор: 'Витязь' не обгонит французов...
- Сколько минут? - вздрагивавшим голосом крикнул он.
- Две с половиной! - ответил младший штурман.
'И чего эти подлецы копаются!' - думал Ракитин, словно бы забывая, с какою быстротой и с какою смелой удалью делали матросы свое трудное и опасное дело.
- Василий Леонтьич! Скоро ли?! - с упреком воскликнул капитан.
Старший офицер пожал плечами.
- И без того люди рвутся! - ответил Василий Леонтьевич.
Еще минута, бесконечная минута...
И 'Витязь' сверху донизу, и с боков и впереди по бугшприту, оделся парусиной и походил на гигантскую
