Станюкович Константин Михайлович
Страдалец
Константин Михайлович Станюкович
Страдалец
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
I
Вскоре после приезда в N., один из больших городов Сибири, в котором мне предстояло пробыть весьма короткое время, я случайно узнал, что в N. живет некто Петровский, старый мой петербургский знакомый, которого я давно потерял из виду, с тех пор, как он со своей молодой женой уехал на частную службу на юг России.
Оказывалось, что этот самый Петровский уж года три как приехал из России и занимает здесь видное место в одном из страховых обществ.
Я, разумеется, обрадовался, что в незнакомом городе нашел знакомых людей, и на другой же день отправился к Петровским.
- Барина нет дома, - объявила горничная.
- Скоро будет?
- Они с вечера уехали на охоту.
- А барыня?
- Барыня дома. Пожалуйте!
В то время, как я проходил через залу, неслышно ступая по узкому протянутому ковру, из соседней комнаты доносился чей-то необыкновенно мягкий, вкрадчивый мужской голос, звучащий грустными нотами. Я отчетливо услыхал изящно составленную французскую фразу о необходимости терпеливо нести свой крест, ввиду людской несправедливости, и вслед за тем из-за портьеры показалась высокая, худощавая фигура почтенного старика, с слегка опущенной на грудь седой головой, одетого не без щегольства и вкуса.
Старик бросил на меня быстрый взгляд из-под очков и тихо прошел мимо, натягивая на руку шведскую перчатку.
Я любопытно всматривался в бледное, длинное лицо, окаймленное вьющимися сединами и маленькой бородкой, и что-то знакомое промелькнуло в этих тонких чертах с заостренным, как у хищной птицы, носом, в грустно насмешливой полуулыбке тонких губ, в этом быстром, остром взгляде, совсем неподходящем к печальному выражению физиономии.
Мне показалось, что я когда-то встречал этого господина и совсем при другой обстановке.
Я вошел в гостиную.
Хозяйка сидела на диване у стола задумчивая, по-видимому, чем-то расстроенная, и не заметила моего прихода. Ее добродушное, румяное лицо, значительно расплывшееся с тех пор, как мы не видались, смотрело грустно, и большие ласковые глаза были влажны.
Я назвал ее по имени. Она встрепенулась, тотчас же узнала меня и засыпала вопросами. Скоро уж мы, по сибирскому обычаю, сидели в столовой за большим самоваром. Она оживилась, расспрашивала про Петербург, про веяния, про общих знакомых, рассказывала про свою кочевую жизнь с мужем, жаловалась на отсутствие людей, на грабежи и убийства, словом, повторяла все то, что обыкновенно рассказывают про сибирские города.
По ее словам, они заехали сюда только потому, что муж соблазнился большим жалованьем.
- Скопим что-нибудь и уедем отсюда! - заключила Варвара Николаевна.
- Так вы, значит, недовольны Сибирью? То-то я застал вас совсем расстроенной.
- Ну, это совсем по другой причине... Я только что выслушала одну печальную исповедь...
- Уж не того ли старого господина, которого я встретил сейчас в зале?
- Да. Вы знаете ли, кто это такой?
- Не имею чести... Сдается мне, что я его где-то встречал, но где - не припомню... У него совсем не провинциальный вид.
- Наверное встречали в Петербурге. Ведь это Рудницкий!
- Рудницкий!?
И в моей памяти воскрес когда-то известный всему Петербургу знаменитый делец и потом главный герой скандального процесса о расхищении одного солидного банка.
- Вот уж никак не ожидал встретить у вас эту печальную знаменитость... Постарел однако этот барин, но облик прежнего величия все-таки еще сохранился... Не скажите вы его фамилии, я никак бы не узнал знаменитого расхитителя... Но рассказывайте, чем однако растрогал вас этот старый грешник!
- Напрасно вы говорите о нем в таком тоне. Он его не заслуживает! - с упреком остановила меня Варвара Николаевна.
- Почему это?
- А потому, что Рудницкий невинная жертва, пострадавшая за других! горячо проговорила Петровская.
Я посмотрел во все глаза на молодую барыню.
- Рудницкий - невинная жертва!? - рассмеялся я. - Тогда каждый крупный вор - ангел по вашей терминологии. Да вы читали ли его процесс?
- Не читала.
- Прочтите... Любопытно.
- И не буду читать... Я и так знаю теперь правду. Прежде и я, как вы, была предубеждена против него. Все говорили: расхитил банк, пустил по миру людей... ну, и я повторяла...
- А теперь?
- А теперь я убеждена, что Рудницкий невинен, и жалею, что прежде не знала этого...
- Да вы с ним когда ж познакомились? - удивлялся я.
- Года два... Я изредка встречала его у одних здешних знакомых и, признаюсь, с удовольствием слушала, как он говорит... Он умный и образованный человек и держит себя здесь с большим тактом, всегда скромно, всегда в тени... Мне только не нравился в нем насмешливый скептицизм, удивляла какая-то странная его злоба к людям, но теперь мне все это понятно... Сперва мы не принимали его у себя - муж не хотел... Но эту Пасху он явился с визитом и после был раза три...
- И очаровал вас?
- Не иронизируйте, пожалуйста! Повторяю, что до сегодняшнего дня я относилась к Рудницкому с предубеждением... Я не знала его, верила молве и была с ним суха... Муж, тоже не зная его, не особенно благоволил к нему... Вы понимаете, что бедный старик, чувствуя наше недоверие, бывал всегда сдержан и о своем прошлом не говорил...
- А сегодня, оставшись наедине с такой доверчивой барыней, как вы, соблаговолил удостоить вас описанием своих добродетелей? И вы попались на эту удочку?..
- Остановитесь, Фома неверный{393}, и устыдитесь ваших слов!.. Если б вы слышали его задушевную исповедь, если б видели слезы на глазах у этого одинокого, всеми забытого старика, вы пожалели бы его так же, как и я, и убедились бы, что перед вами честный человек...
- Пожалеть, быть может, и пожалел бы, но поверить, что он невинная жертва, не поверил бы... Будьте спокойны!
- Послушайте... Так говорить, как говорил он, с такой дрожью в голосе, не могут люди виноватые...
- Еще как говорят...
- И к чему ему было лгать, подумайте! - горячилась Варвара Николаевна. - Ведь я все равно не помогу ему оправдаться перед всеми! Имя его обесславлено, жизнь разбита, впереди мрак... Что ему за счастие в том, что я убеждена в его правоте, когда все уверены в противном?.. Бедный, несчастный человек! Если б вы знали, сколько он перенес!
Как все женщины, проникнутые чувством сострадания, Варвара Николаевна готова была теперь произвести чуть ли не в мученики этого уголовного героя.
Я знал раньше Варвару Николаевну, знал ее страсть отыскивать страдальцев (преимущественно, впрочем, среди людей, более или менее прилично одетых) и носиться с ними до первого разочарования, и слушал, не прерывая, длинный список добродетелей господина Рудницкого, понимая очень хорошо, что гораздо легче войти в царствие небесное, чем разубедить женщину, поверившую чему-нибудь всем своим сердцем.
