девушки, потупив глаза, удалились.
— Чёрт возьми, святой отец! Я совсем забыл о гондоне!
— Девушки чисты и непорочны, — кротко ответствовал пастырь.
— Э э. Я не то хотел сказать… В общем… Короче — кончил я
— Девушки стерилизованы, — столь же кротко сказал пастырь — Не стоит заводить детей в мире поражённом злом — хватит и наших мук.
— Да. Но ведь Бог заповедовал плодиться и размножаться!
Целитель рассмеялся.
— Сын Божий дал новый завет и наша церковь, Церковь Безмежной Любви, следует этому завету — Будьте совершенны, как совершенен ваш Отец Небесный.
— А кайф?
— Если он способствует совершенству.
— Ну, что ты Игорёк прицепился к человеку!
— А может я хочу стать овцой в стаде этого доброго пастыря!
Все расхохотались и смеялись так долго, что заболели животы. Когда настала пора расходиться пастырь, затрепетав кончиком языка, сказал дилеру — А вы, Штирлиц, останьтесь!
Целитель понимающе пожал плечами и спустился к своему «Ford-Mustang». Через минут пятнадцать спустился довольный донельзя Бакс.
— Ну, воистину Иоанн Златоуст!
Сев в «Mersedes», высунулся из неприкрытой двери:
— По хатам?
Целитель коротко кивнул.
Машины, возбуждённо рыча, выползли из посёлка и покатили в Ригу. Бакс играючи обошёл депутата-целителя — «канарейка» уныло плелась в пыльном шлейфе.
— Молодость, молодость, — пробурчал целитель и вдавил педаль акселератора.
Нажал кнопку магнитолы.
'Мой приятель беспечный ездок…'
Март
Глава 1. 8 Марта
— Алло? Мама, здравствуй! Поздравляю тебя с Международным женским днём. Желаю счастья, здоровья… У меня как? Да так, — ничего. Работаю. Нет, пока нет и не собираюсь. Мама! Конечно, моё личное дело. Что? Как Валя? Не знаю. Как раз собираюсь заглянуть… Да. Пишите на новый адрес, уже переехал. Спасибо, очень даже ничего. Отцу привет. Всё. Ещё раз здоровья.
Набрал следующий.
— Анну можно? Привет. Вот решил поздравить с бывшим международным праздником. Не за что. Какие планы? Вот как. А в следующий раз? Ну, тогда в следующем месяце, хорошо?
Короткие гудки.
— Чёрт!
Набрал номер сестры.
— Алло? Валентину можно? Когда будет? Кто? Скажи — дядя Саша звонил. Значит, богатым буду. Чао.
Повесил трубку.
Ну что ж подведём баланс — плюс, минус, минус. Хотя последний минус можно причислить к плюсам — загляну в гости. Сеструха будет ближе к вечеру. Отлично. Целый день в моём распоряжении. Вот только чем заняться не знаю. Впрочем…
— А у нас делали «литер». Дембельский поезд. Лежит дед на койке. Двое её трясут и всё время кричат: Чух-чух чух чух. Ту ту ту!!! Остальные салаги: кто с ветками пробегает — деревья изображают.
— Я ещё «бомбардировщики» застал. Салага берёт табуретку и с койки на койку по верхнему ярусу скачет с первой на последнюю. Там сбрасывает груз в цель — на пол и возвращается на базу. А ПВО не дремлет. Зенитки палят, ракеты «земля-воздух» фигачат. Тапком или подушкой бац! И бомбёр в пике.
— 'Паровозом' ходили?
Я заулыбался.
— Помнишь, на одну ногу удар сильнее и такой интересный эффект получается.
— А в это время кто-нибудь спереди тихонько бзднёт и идёшь, блин, как сквозь газовую камеру!
— Ja, ja.
— Ещё, помню, случай был. Залезла компания на «Аннушку». Пьяные в дым, конечно! Тут один прапор погнал, что он, мол, десантник. Куску говорят — успокойся, смеются, а он на своём стоит. Ржали, ржали. Кусок подошёл, открыл дверь, ну и сиганул. Все в момент протрезвели. Кричат лётчику — давай назад, пусть машину высылают — тело искать. Хорошо недалеко от аэродрома всё происходило. Всё обыскали — нет тела! Кто говорит — Может в землю ушёл. Кто — по ветру разнесло.
— ?
— Потом нашли — на стогу спал. Выперли из ВВС, с треском, и запасного парашюта не дали.
— А у нас в роте…
Донёсся пронзительный визг. Дверь детской отлетела в сторону.
— Berni, kas notikas?[15]
Маша с рёвом уткнулась матери в бок.
— Ну, рёвушка-коровушка, кто нас обидел? Вот мы ему!
— Edrit tvouj kocini![16]
Айгар грозно поправил очки и начал вылезать из-за стола.
— Artur, naciet surp! Atrak![17]
Из комнаты донеслось невразумительное мычание.
— Артур, папа рассердится! — укоризненно произнесла сестра.
— Совсем распустился! — сказал Айгар — А ведь скоро в школу!
Тяжело протопал в детскую. Я приготовился зажать уши, что б не слышать крик истязаемого. И тут раздался бешеный хохот. Хохот сменился тяжким стоном.
— Nu, ejam, ejam. Uz preksu, Lasplesis.[18]
Подталкиваемый отцом в плечо появился Артурик, старший из детей. Сначала я подумал, что мальчик разбил голову, даже Вера испуганно охнула, но потом, приглядевшись, сообразил — да это же крем! Торт, с такой торжественностью поставленный на детский стол теперь исполнял роль шапки, причём розами вниз.
— Как ты умудрился, герой? — изнемогая от смеха, спросил я.
Артурик засопел.
— Это вовсе не смешно! Я час в очереди отстояла… Артур!
Мальчик засопел сильнее, на глазах выступили слёзы. Смешиваясь с кремом, поползли по щекам.
— Артур! Я в последний раз спрашиваю: в чём дело?
Сестра грозно встала.
— Мама, это я…
— Что?
— Это я ударила Артура тортом!
