Горбатову. Это угадывалось по взглядам, улыбкам, коротким жестам.
А я все так и ждал, когда рука Якова Юрьевича коснется случайно моей. И не знаю, как он догадался, а только вдруг погладил меня по рукаву пиджака… И тогда я спросил негромко:
– А вот говорят, когда возвращаются из тайги, так гуляют по-настоящему.
Он внимательно посмотрел на меня, спросил тоже негромко:
– А разве у нас не по-настоящему?… – И чуть улыбнулся. – Всегда есть «люди около», понимаешь? Около большого дела, около большого человека, около жизни, в общем. Вот они-то в первую очередь и создают разные побасенки о том большом, около которого находятся сами.
– Поскольку сами – около?
– Ну да, – ответил он и протянул мне папиросы, а когда я взял одну, опять ласково и незаметно пожал мою руку.
Потом мы с Татьяной танцевали, и я все старался встретиться с ним глазами. И с Ниной Борисовной тоже, но с ним – особенно.
Шли домой, и я снова держал его под руку. А потом мы с ним долго сидели на кухне, молчали и курили. И он все не уходил спать, хоть и было уже пять часов утра, и Татьяна с Ниной Борисовной давно легли. Так я и видел: он отлично понимает, кем он уже мне стал!… Плохо все-таки, когда человек вырастает без отца.
16
Заводу предстояло удвоить выпуск экскаваторов. Вначале я даже растерялся: как вообще это возможно сделать? Меня почти не волновало, как будет увеличено производство деталей. Сильно тревожился я, как мы суме-ем вдвое быстрее собирать экскаваторы.
Мы стояли, курили, ожидая, пока Катя-маленькая подаст нам от Шумилова ходовую тележку, и тревожно молчали. Дядя Федя с Вить-Витем нет-нет да и поглядывали друг на друга. Тревожно и вопросительно… Все мы сроднились, приятно было работать в нашей бригаде, каждое утро радостно ехал я на завод. Давным-давно сказал дядя Федя:
– Если поработал хорошо, тогда и все остальное, вся твоя жизнь становится на место.
Постепенно я понял: где бы ты ни был и что бы у тебя в жизни ни случилось, но если у тебя есть работа, люди, с которыми ты работаешь, и то ощущение прочности в жизни, которое тебе дает работа и все эти люди, никакая неприятность тебе не страшна!
А тревожно молчали мы потому, что наша бригада должна была разделиться на две. И эти новые две бригады будут параллельно собирать уже два экскаватора. Значит, прибавятся новые люди, а мы – разделимся, и кроме Вить-Витя должен был появиться новый бригадир. Вроде бы пустяк обмен квартиры, да и то люди обычно волнуются, приглядываются к новым соседям. А здесь ведь – работать вместе предстоит; не только жить!
Венка шепнул мне сзади:
– А производственные площади как же?
– В этом цеху и шагающие экскаваторы монтировать приходилось.
С ходовой тележкой пришел, как обычно, Шумилов, а вместе с ним приятель нашего Фили – Борисов. Тут кое-что нам стало яснее.
– А я уже и напарницу себе подыскала! – заявила Катя-маленькая с крана.
Тогда и Шумилов сказал Вить-Витю:
– Решили разделить наше государство на две части. Вторую Борисов согласился взять.
– Без особой радости, – тревожно добавил тот. А Вить-Вить с дядей Федей опять глянули друг на друга.
И когда Игнат Прохорыч пришел к нам, мы уж прямо-таки требовательно стали смотреть на него.
– Заводу приходится удвоить выпуск экскаваторов. И наши площади, и парк оборудования, и люди – все есть для осуществления этого, – сказал он. – А я Игнатову часть полномочий передал.
– Ну, дядя Федя! – сказал я.
– А, Федя?… – спросил его Игнат Прохорыч.
– Делать нечего, Федор Кузьмич! – сказал Вить-Вить.
Дядя Федя вдруг засмеялся как-то очень легко и весело, все удивленно смотрели на него. Тогда он сказал:
– Вот моя старушка удивится, что ее пенсионер выкинул.
– Ну – и ладушки! – уже облегченно повторил свое обычное Вить-Вить.
Но ведь нас тревожил и еще один весьма важный вопрос: кто из нас останется с Вить-Витем, кто – перейдет в новую бригаду дяди Феди? Мне-то хотелось и с Вить-Витем остаться, и с дядей Федей я не хотел расставаться!
К нам на участок неожиданно пришла возбужденная Теплякова, а с ней – Миша Воробьев.
– У комсомола есть предложение! – сказала Теплякова. – Вторую бригаду составить из комсомольцев.
– А возглавить ее – просить Федора Кузьмича, – договорил Миша.
– Ну что ж, – сказал Вить-Вить.
– Иван, Филя, Вениамин… – считал дядя Федя.
– А пятым – Сучков! – поспешно выговорила Теплякова.
– Только что демобилизовался, отличный парень! – сказал Миша.
– Правда, без специальности пока, – невинно добавил дядя Федя, на сторону сворачивая свой утиный нос.
– Два ученика – в одной бригаде? – Филя покосился на Венку.
– На то она и – комсомольская!… – так же невинно, как и дядя Федя до этого, выговорил Вить-Вить, и был он уже Веселым Томасом.
– Ну – и ладушки!
Татьяна пришла, как обычно, к нам в обед, спросила меня шепотом:
– Еще ничего не знают?
– Ну, откуда же?! – ответил я.
Потом сидели за столом и ели, она не выдержала, начала значительно:
– У нас на заводе намечаются кое-какие перемены!…
Все молча ели, я сказал:
– Если у вас жена – газетчица, она все новости накануне знает, а вам – крупно повезло!
– Погоди, Танюша, – ласково сказал ей Вить-Вить.
– Дай хоть доесть спокойно!
– Так-так! – сказала Татьяна, глядя на меня.
– На Ивана ты не греши, – сказал ей дядя Федя, – кроме вас с Веселовым, уже весь цех эту приятную новость знает.
– А возможно – и весь завод! – добавил Филя.
– Если у вас жена – газетчица… – начал я.
Но Белендряс перебил меня, прогудел успокоительно у Татьяны над головой:
– Да ты не слушай, Танюша, этих зубоскалов, не слушай!…
На участке нас ждал Миша с Сучковым. Этот верзила оказался ростом с меня и всем нам сразу понравился. Было в нем что-то общее с Ермаковым, хотя внешне они и не походили друг на друга: Сучков был худым, длинным, огненно-рыжим, в частых и крупных веснушках. И глаза у него были совершенно по- детски прозрачно-голубые, будто слегка изумленные. Знакомясь с нами, он молчал, чуть улыбался, с детским любопытством оглядывая цех, Катю-маленькую на кране, уже почти смонтированный экскаватор.
– В каких родах войск изволили служить? – спросил его дядя Федя.
Сучков по-журавлиному склонился над дядей Федей, тоже спросил:
– Можно пока на «ты»?…
