Мачеха

прочесть их имена в газете или услышать их от кого-нибудь. Словом, если бы я очутился с таким молодчиком лицом к лицу, никакая сила не могла бы удержать меня, — я вцепился бы ему в горло, разорвал бы на клочья, задушил бы его...

Годар. И поступили бы вполне правильно! (В сторону.) Буду ему поддакивать.

Генерал. Да, сударь, задушил бы! А если зять мой станет мучить мое дорогое дитя, его ждет та же участь.

Годар. Ого!

Генерал. Я отнюдь не хочу, чтобы она командовала мужем. Мужчина должен быть властелином в своем доме, вот как я — у себя.

Годар (в сторону). Бедняга! Ну и властелин!

Генерал. Что?

Годар. Я говорю, граф, что ваша угроза меня ничуть не страшит. Если любишь только одну женщину, то любишь ее крепко.

Генерал. Прекрасно, дорогой мой Годар. А что до приданого...

Годар. О!..

Генерал. Что до приданого моей дочери, оно состоит...

Годар. Оно состоит?..

Генерал. Из материнского капитала и из наследства, оставленного ей дядей Бонкером... Оно неприкосновенно; я отказываюсь от своих прав на него. Это составляет триста пятьдесят тысяч франков и проценты за год, ибо Полине уже исполнилось двадцать два года.

Годар. Триста шестьдесят семь тысяч пятьсот франков?

Генерал. Нет.

Годар. Как нет?

Генерал. Больше!

Годар. Больше?

Генерал. Четыреста тысяч.

У Годара вырывается удивленный жест.

Разницу я пополняю... Но зато после моей смерти не ждите ничего... Понятно?

Годар. Нет, не понятно.

Генерал. Я обожаю маленького Наполеона.

Годар. Герцога Рейхштадтского[3]?

Генерал. Да нет, моего сына. Они согласились крестить его лишь под именем Леона; но я начертал здесь (ударяет себя в грудь) «Наполеон». Итак, все мои сбережения предназначаются для него и для его матери.

Годар (в сторону). Особенно для матери. Она — тонкая бестия!

Генерал. Так что же? Если что вам не подходит, скажите прямо.

Годар (в сторону). Не миновать-стать судиться! (Вслух). Наоборот, я сам помогу вам, генерал!

Генерал. В добрый час! Вот почему, мой дорогой Годар...

Годар. Де Римонвиль.

Генерал. Годар; Годар — лучше. Так вот почему я, генерал, граф де Граншан, бывший командир гвардейских гренадер, поставляю теперь мундиры для их пехтуры.

Годар. Что ж, вполне естественно! Копите деньги, граф, не оставаться же вашей вдове без капитала!

Генерал. Она ангел, Годар.

Годар. Де Римонвиль.

Генерал. Годар, она ангел, и именно ей вы обязаны воспитанием вашей будущей жены; она создала ее по своему подобию. Полина — жемчужина, сокровище; она никогда не выходила из- под родительского крова, она чиста, невинна, как дитя в колыбели...

Годар. Генерал, позвольте мне признаться вам... Спору нет, мадемуазель Полина прекрасна...

Генерал. Еще бы!

Годар. Она прекрасна, но в Нормандии есть немало прекрасных девушек и к тому же очень богатых, богаче ее. Ах, если бы вы знали, как папаши и мамаши этих невест охотятся за мною! Прямо-таки неприлично! Но меня это только забавляет, — я разъезжаю по замкам, всюду мне почет и уважение...

Генерал. Хлыщ!

Годар. Не ради меня самого, конечно, нет! Я насчет этого не заблуждаюсь. Все это делается ради моих незаложенных лугов, ради моих сбережений и еще потому, что мое правило — не тратить полностью своих доходов. А знаете, почему мне хочется породниться именно с вашей семьей?

Генерал. Нет, не знаю.

Годар. Некоторые богачи обещают выхлопотать указ его величества о даровании мне титула пэра Франции и графа де Римонвиль.

Генерал. Вам?

Годар. Да, да, мне!

Генерал. Разве вы одержали какую-нибудь крупную победу? Спасли родину? Прославили ее? Да это курам на смех.

Годар. Курам на смех... (В сторону.) Что я такое говорю? (Вслух.) У нас с вами на сей счет разные мнения. Короче говоря, знаете, почему я всем предпочел вашу прелестную Полину?

Генерал. Черт возьми! Да потому, что вы в нее влюблены.

Годар. О, разумеется! Но также и потому, что здесь царят покой, согласие, счастье. Так заманчиво вступить в порядочную семью с чистыми, простыми, патриархальными нравами. Я ведь человек очень наблюдательный.

Генерал. То есть просто любопытный.

Годар. Любопытство, сударь, — мать наблюдательности. Я знаю весь наш департамент и с лица и с изнанки.

Генерал. Ну и что же?

Годар. Во всех семьях, о которых я вам говорил, я обнаружил недостатки. Со стороны видишь приличную внешность, превосходных, безупречных матерей семейств, прелестных девушек, добрых отцов, примерных дядюшек. Хоть веди их к причастию без исповеди, хоть доверь любой капитал... А только копните — даже у судебного следователя волосы на голове дыбом встанут.

Генерал. Ах, вот каким вам кажется мир? А я свято храню иллюзии, с которыми прожил жизнь. Копаться в чужой совести — дело священников и судейских; я лично недолюбливаю рясы и черные мантии и надеюсь умереть, так их и не увидев! Но, Годар, чувства, на которых основано ваше предпочтение, подкупают меня больше, нежели ваше богатство. По рукам! Вы заслужили мое уважение, а я на этот счет не очень-то щедр.

Годар. Генерал, спасибо. (В сторону.) Попался, тестюшка!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ