— А как ты с ней можешь жить? — удивился композитор. — Она же все время разговаривает…
— Она добрая.
— Возможно, — согласился композитор.
Вечером с работы пришла жена. Ничего особенного, лицо слегка лошадиное. Но Анжела сразу увидела, кто в доме хозяин. Жена. Композитору разрешалось только творить, заниматься чистым творчеством.
Карина выполняла функции менеджера, то есть делала ноги всем его начинаниям.
— У меня в субботу гости, — сказала Карина. — Вы не поможете приготовить стол на двенадцать человек?
— А что надо? — спросила Анжела.
— А что вы умеете?
— Плацинды. Соус.
— А что это такое? — не поняла Карина.
— Ну как сказать… еда.
— А зачем дома? — вмешался Игорь. — Позовем в ресторан.
— Это для наших ресторан. А иностранцы предпочитают дома, — пояснила жена.
— Разве? — удивился Игорь.
— Пригласить в дом — значит оказать честь, пустить в святая святых. А ресторан — просто накормить.
— Надо же, — удивилась Анжела. Ей казалось: все наоборот.
Настал день приема.
Анжела приехала в семь часов утра и колотилась до двух часов дня. А в два прибыли гости — немецкий банкир и его жена. Довольно молодые люди.
Анжела догадалась по разговору, что композитор держит деньги в немецком банке. Они обсуждали: как лучше разместить вклад.
— Чем выше процент, тем больше риск, — пояснил немец.
Жена перевела. Она говорила без акцента, Анжела сообразила, что жена — русская.
Дальше замелькали слова: евро, доллары, марки, инструмент…
Было заметно, что мозговой центр — жены. Они руководили и разруливали. Держали семейный руль в своих руках. Определяли направление.
Все, как в Мартыновке: мужики тоже ничего не делают, а бабы колотятся.
Анжелу за стол не пригласили.
Она ушла в дальнюю комнату и стала смотреть телевизор. И это было очень хорошо. Она устала, ноги гудели, аппетит отшибло.
Анжела не договорилась о деньгах заранее и теперь думала: сколько заплатят? Сколько дадут, столько и ладно. Работа по хозяйству ее не угнетала, тем более что в отдалении сияли снега Килиманджаро.
В голове крутились слова: «А мы пойдем по улочке, в кафешку забежим, закажем кофе с булочкой и что-нибудь съедим…»
Музыка сама ложилась на эти слова. Мелодия должна быть немножко приблатненная. Такая особенно нравится. Анжела будет петь и дергаться, и заводить зал.
А можно — в ритме вальса. Старомодный вальсок. Анжела будет петь и покачиваться. И всем захочется подхватить. Зал запоет и закачается, как тонкие деревья под ветром…
Анжела вышла к гостям. Надо было собирать тарелки, подавать новое блюдо.
За столом прибавилась еще одна пара: муж и жена. Лена и Николай. Лена была рыжая, с тяжелыми медными волосами, очень красивая и молодая. На вид лет тридцать. Позже выяснилось, что у нее внуки.
Муж — с длинными волосами, шея — жилистая, как у гусака. Позже выяснилось, что он не просто богатый, а очень богатый.
Жена композитора спросила:
— Коля, чем отличаются олигархи от обычных людей, кроме денег?
Николай подумал и сказал:
— Чувством страха.
— То есть…
— Страх потерять деньги, страх потерять жизнь.
— Тогда зачем это надо? — спросил композитор.
— Закрутилось, — ответил Коля. — Как наркота. Деньги делают деньги. Хочется увеличивать дозы.
Анжела поставила на стол тарелку с плациндами. Плацинды были с брынзой и с капустой.
— Что это? — спросила Лена. — Тесто?
— Это мука, вода… — растерялась Анжела.
— Жарится в масле?
— А в чем еще? Не в воде же…
Николай взял плацинду рукой. Откусил. Застонал.
— У тебя зуб болит? — спросил Игорь.
— Нет. Очень вкусно. Невероятно.
Немец отрезал ножом. Поддел вилкой.
— Зер гут, — похвалил он.
— Ничего особенного, — сказала Карина. — Просто чебурек с капустой.
— Но вкусно же! — воскликнул Николай.
— Потому что вредно! Все вредное — вкусно! — объяснила Лена.
— Это правда, — подтвердила жена банкира.
Анжела заметила: все женщины в Москве худеют. А в Мартыновке никто не худеет.
Анжела считала: есть собаки большие и собаки маленькие. Так же и люди: есть большие, а есть маленькие. И никто никого не хуже.
— Если так питаться, через год сосуды забьются холестеролом, — сообщила жена банкира.
— Но качество жизни заметно улучшится, — сказал Николай.
— За счет количества, — вставила Лена.
— А это никто не знает, — заметил композитор.
— Если хочешь, я возьму ее на кухню, — предложила Лена.
— Хочу, — сказал Николай.
Лена поднялась из-за стола и вывела Анжелу в прихожую.
— Вы могли бы у нас поработать? — спросила Лена.
— А за сколько? — спросила Анжела.
— А сколько вы хотите?
Анжела быстро посчитала: песня стоит пять тысяч. Если разложить на год, подучается четыреста с чем-то. Ей было неудобно произнести вслух такую космическую цифру.
— Думаю, мы договоримся, — сказала жена Николая и улыбнулась.
Улыбалась она, как ясно солнышко. Лицо светлело. Глаза, как на детском рисунке: нижняя линия века прямая, сверху — полукруг в ресницах.
— А можно деньги вперед? — осмелела Анжела. В прихожей появилась жена композитора.
— Она просит деньги вперед… — растерянно проговорила Лена.
— А зачем просить, когда можно заработать? — удивилась Карина.
— Ну хорошо, — согласилась Анжела.
Она ушла в дальнюю комнату и стала смотреть телевизор. По телевизору показывали, как какой-то богатей купил яйца Фаберже, чтобы вернуть их в Россию.
Анжела подумала: что стоило этому жилистому гусаку Николаю достать из бумажника пять тысяч долларов и отдать композитору? А что стоило композитору запросить не пять тысяч, а три. Или вовсе
