пытался почувствовать хоть что-то. В душе было пусто.
Не ощущалось ни ненависти к предавшей меня женщине, ни когда-то ожидаемого облегчения от известия, что она вне опасности. В таком опустошенном состоянии я пребывал бог знает сколько времени.
Потом начал постепенно наполняться. Не ненавистью — облегчением. Но не оттого, что у Ольги все обошлось. Оттого что обошлось у меня. С будущим. Что все выяснилось, а значит, кончилось. И предательство, и наивность планов на нормальную жизнь, и мое пребывание в положении Борьки, покойного Шрагина и многих других дуралеев, попавшихся на женское коварство.
Теперь я понимал их. Не их — нас. Винить нас было не в чем. Мы можем быть матерыми, заслуженно считать себя тонкими знатоками-психологами, ворочать какими угодно деньгами, просчитывать любые варианты и комбинации. Но упрекать нас в том, что мы не способны просчитать свою женщину — бессмысленно. Потому что женщины не просчитываются.
И мне не было жаль ни потраченных усилий, ни надежд, ни даже пятидесяти тысяч долларов. Все это — приемлемая цена за то, чтобы покончить с предательством. Потому что за такое — любая цена приемлема. Если бы мне сказали сразу: «Гони пятьдесят штук, и узнаешь, кто есть твоя Ольга», я бы достал их. А если бы и нет, то только потому, что был уверен: и так знаю.
Вдруг обнаружил парадокс. Я готов платить за то, чтобы убедиться во лжи. На подтверждение преданности заранее тратиться жаль.
Это пришло не сейчас. Так было всегда.
Если случалось терять друга, уже не имели значения ни общие деньги, которые оставались у него, ни прерванные прибыльные дела, ни рухнувшие радужные планы.
Я долго сидел в кресле, бессмысленно уставясь перед собой, размышляя в таком духе. Понемногу облегчение от того, что все позади, уходило. Как наркоз после операции по удалению опухоли. Все больше давали о себе знать другие ощущения, более уместные в послеоперационный период: боль и усталость.
— Можно подумать, что в первый раз, — вслух произнес я сам себе. И встал. Подался на кухню. Взялся приготавливать кофе.
Нужно было чем-то занять себя. В ближайшее время потребность в этом ожидалась постоянная. И я не сомневался в том, что она будет удовлетворена.
Но этот вечер нужно было пережить. Если бы кто-то подсобил мне в этом. я стал бы его должником.
Вернувшись с кофе в комнату, вновь устроился в кресле. Уже с гадливостью в душе принялся вспоминать повадки Ольги.
Чем она взяла меня? Вынужден был признать, что арсенал ее приемов был немудреным. Насчитал их всего три: всегда радоваться, не мешать, при каждом удобном случае липнуть. Не много же на меня понадобилось.
Вспомнил, как несся к ней сегодня с деньгами. Ну, не фраер? Хотел произвести впечатление? Произвел. Когда фраер с радостью расстается с деньгами, это не может не впечатлить. Захотелось ухаба американской горки? Пожалуйста. Ольга мне его организовала.
Стыдно было вспоминать. Тошно. Но я копался в воспоминаниях. Словно мазохист, отдирал от ран лоскутки несвежего, ни на что уже не годного бинта. Или трогал языком ноющий зуб, который от прикосновения начинал болеть сильнее.
Наверное, занимался бы этим всю ночь, если бы…
Вдруг насторожился. Почудилось, что из прихожей донеслись осторожные звуки. Как будто кто-то осторожно пытался воздействовать на дверь.
Я с включившим форсаж сердцем вскочил, беззвучно в два шага оказался у входа в прихожую. Завороженно глядел на дверь. И видел, как шевельнулась, стала поворачиваться ручка защелки.
«Закрыл ли на ключ?» — вспоминал в панике. И не мог вспомнить.
Ручка очертила дугу до щелчка. И вдруг дверь осторожно тронулась с места. Тот, кто находился за ней, пытался войти незаметно.
Я отступил на шаг, выключил свет в комнате. Укрывшись за выступом стены, прижался к ней спиной. В прихожую не смотрел, ориентировался на звуки. Приготовился броситься на вошедшего. Хотя понимал, что успех нападения маловероятен. Ведь его предвидят. Но что еще оставалось делать? Ждал шагов. А их все не было, хотя дверь, без сомнения, уже была открыта.
Незваный гость осторожничал. Тишина висела долго. Наконец ее нарушил насмешливо-напряженный голос лже-Шрагиной:
— Смотри, не зашиби меня.
ГЛАВА 22
По тону, которым она произнесла это, сразу понял: явилась одна. Сообщники, может быть, ждут внизу, может, обустроились на соседней крыше. Может, и вообще решили, что пока в них нет надобности. Ясно было одно: меня вычислили. И если сразу не грохнули, если намерены продолжать обрабатывать артисткой, значит, я еще нужен. Все еще строят на мне планы.
Это был мой шанс выбраться.
— Хотел испугать, — сказал я, включив свет, выйдя из-за стены. — Тявкнуть из-за угла.
Она все еще была в полумраке прихожей. Уже ступив на порог, замешкалась. После паузы спросила озадаченно:
— Ты один?
— Один, — усмехнулся я. — Но дом окружен. Она закрыла за собой дверь, щелкнула «собачкой» замка. Сделав несколько шагов, вошла в полосу света.
Увидя ее на свету, я и не пытался скрыть изумления. Все лицо гостьи было в синяках. Собственно, все оно и было одним синяком. Где более светлым, где сгущающимся до черноты.
Внутри меня передернуло. Когда с женщиной сотворяют такое, душу не может не своротить. Кем бы женщина ни была, как бы ни провинилась.
— Хотел добавить? — по-видимому, с усмешкой спросила она. Определить усмешку можно было только по голосу На синем фоне мимика плохо просматривалась.
— Симпатичный у тебя макияж, — сделал я комплимент. — Кофе будешь?
— Буду. Тебе нравится?
— Смело, смело, — похвалил. — Чувствуется, что находишься в поиске.
Последнее мое замечание было явно бестактным. Гостья промолчала. Пройдя в комнату, села в кресло. Я убыл на кухню делать ей кофе.
— Случайно увидела тебя в окне. Решила зайти, убедиться, что не ошиблась, — объяснила она, когда я вернулся.
— Я так и понял.
— Почему дверь открыта?
— Тебя ждал.
Она пристально посмотрела на меня.
— Я действительно случайно оказалась в этом районе. И случайно увидела тебя в окне. Я глянул на завешенное шторами окно.
— Ты был на кухне, — перехватив взгляд, пояснила гостья.
— Макияж у тебя для ночных прогулок, — согласился я. — А в окна заглядывать нехорошо.
— Ты переехал? — спросила она.
Я подумал, что избрал не ту линию поведения. Следовало не корчить из себя насмешливого умника, а прикидываться незнайкой.
— Я здесь в гостях, — сообщил я. — Хозяева на время ушли. Дверь держу открытой потому, что могут в любой. момент вернуться.