сидела на низкой табуретке и читала «Литературку». Дядя Петя в тени сарая задумчиво вязал леску к удочке. Тетя Паша внимательно изучала прохудившееся цинковое корыто. Славик бесцельно слонялся по двору.
— Никого. Вылезай!
— Боюсь… — захныкал брат.
— Новости! Кого ты еще боишься?
— Домой хочу… — продолжал ныть Валерик.
— Ну пошли…
Дома брат долго пыхтел, задвигая непослушный засов на двери, а потом забился за сундук в темной комнате и притих. Нина попыталась добиться правды. Узнать, с чего это он прятки затеял. Но Валерик молча сопел и покидать убежище не собирался. Опять фокусы! За ним такое водилось: напридумывает всякой ерунды, а потом сам поверит. Пусть сидит, ничего ему не сделается. Зато тихо. Нина взяла веник и стала подметать пол. Вон сколько песка со двора натащили.
А в это время с бабушкой Векой случилось вот что. Продавщица уже нарезала колбасу — нежную, розовую, влажно поблескивающую на срезах. Завернула в коричневую грубую бумагу. Кассирша выбила чек. Века склонилась над кошелкой: понадежней припрятать сверток и потертый кошелек с блестящей застежкой-«поцелуйчиком».
— Дама, пододеяльником интересуетесь? — неожиданно прошелестело над ухом.
Странно… Какой еще пододеяльник в гастрономе?
— Даром отдам. Всего по рубль двадцать, — продолжала искушать благообразная старушка. Сухонькая, в цветастом низко повязанном платочке.
Века поколебалась. Постельного белья в магазинах днем с огнем не сыскать. И цена показалась заманчивой. С одной стороны. С другой — чересчур дешево. Вполовину дешевле, чем обычно. Подозрительно.
— Зачем мне старые шматы?
— Новый! Новый! — горячо зашептала старушка и, настороженно оглянувшись, пригласила: — А вот, дама, идите. Идите и не думайте.
Она зацепила Векин рукав, несильно, но настойчиво повлекла ее из гастронома и затащила за угол. Но и тут, в укромном месте, в подворотне, сначала посмотрела: нет ли кого. Приоткрыла сумку. Внутри белело.
— Бязь? — бдительно уточнила Века и пожамкала ткань.
— Та бязь же, бязь. Вы что, дама, не видите?
Века решилась. Достала кошелек и расплатилась: рубль, гривенник и два пятака. По дороге домой недоумевала: чего это приличная женщина по подворотням торгует? Но сама себя успокоила: мало ли что? Может, лишний. А если — она остановилась от ужаса — а если ворованный? И теперь ее посадят как скупщицу краденого?
Приплелась чуть живая от страха. Еле достучалась — дети на засов закрылись. Развернула пододеяльник и осела на стул. Так и есть! Ворованное государственное имущество! На новенькой бязи у квадратного выреза несмываемым клеймом жирнели буквы: «ПБ ХО». Что означало несомненно: «Подольская больница, хирургическое отделение». Сейчас в дверь постучат и громко скажут: «Открывайте! Милиция!»
Века выдернула ящичек из швейной машинки. Зазвенели, покатились пуговицы, наперстки, катушки, запасные челноки, вязальные спицы, крючки, ножницы…
— Ба! Ты чего там громыхаешь? Ой! — Нина застыла на пороге.
Бабушка подняла с полу ножницы и выхватила здоровенный клок с казенным штампом. Заодно и незапятнанную ткань по кругу. С корнем выкорчевала обличающие буквы. И растерялась: куда прятать? В мусорное ведро? Опасно. Могут найти при обыске. Сжечь! На газе!! Скорее!!! Но не успела. В дверь постучали. Века заметалась, в панике открывая дверцы буфета, поднимая подушки и примеряясь к земле в цветочном горшке. Но здравый смысл восторжествовал: села на тахту, подложив под себя проклятый лоскут, и юбку расправила пошире. Для маскировки. Валерик еще глубже забился в свое убежище. Нина на цыпочках подошла к двери:
— Кто?
— Свои… — печально отозвалась бабушка Лиза.
Грустная бабушка поставила пустое ведро в угол, под вешалку. Села напротив Веки и пригорюнилась.
— Засов закрыла? — встрепенулась Века.
— Засов! — эхом отозвался Валерик из-за сундука.
— Чего это днем на засов закрываться? — не поняла Нина. — И крючка хватит.
Но все же побежала, задвинула тяжелую металлическую пластину. Ничего не понятно. Все какие-то странные. И ягоды никакой нет. Интересно, что с бабушкой Лизой случилось?
А с бабушкой Лизой случилось вот что. Она медленно, делая частые остановки, дошла до рынка и только начала присматриваться к ягоде, как услышала знакомый голос:
— Шо вы мне суете? Я вам русским языком говору, шо это не семеренки, а сморчки! На шо вы мне их суете? Суньте их своему дедушке!
— Бусечка! Бусечка, как я рада! — признала бабушка Лиза бывшую сотрудницу.
Они вместе работали в детской поликлинике. Но бабушка Лиза ушла на пенсию двенадцать лет назад. Как раз когда родилась Нина. За эти годы они изредка встречались. В основном по неприятному поводу: Буся делала уколы, когда дети болели. Сама бабушка Лиза не отваживалась. Не нарушала золотое правило: своих Не лечить. Даже выдающиеся хирурги родственников не оперируют.
Буся тоже обрадовалась неожиданной встрече, и потекла беседа. Бабушка Лиза кивала, а Буся рассказывала. Про доктора Гутман — исключительно порядочную женщину. У нее таки диагностика. И про доктора Самойленко — исключительно порядочного человека. И у него таки тоже диагностика. И про фельдшера Бойко — тоже исключительно порядочную женщину. Но про успехи в диагностике фельдшера Бойко узнать не удалось, потому что Буся вскричала:
— Украли! Вейзмир! Украли!
— Кошелек? — Бабушка Лиза покрепче прижала свою потертую клеенчатую сумочку.
— Анализы украли! — в отчаянии призналась Буся. — Я ж только на минуточку — яблок купить. А то ж вы понимаете, потом возвращаться. Так никаких ног не хватит. И шо я теперь должна делать?
Постепенно картина прояснилась. В одном детском саду никак не удавалось собрать анализы: лаборатория кусками не принимает. Ей подавай детский сад целиком. Медсестра — исключительно порядочная девушка, но она молодая. Ей не хватало опыта. А также твердости характера. И что ей там приносили? Это же слезы, а не анализы! Тогда на укрепление бросили Бусю. У нее опыт. И она таки организовала. Расклеила приказ во всех группах: без спичечных коробков со всем что полагается детей в сад не принимать! И принесли. Как миленькие. Буся прибежала, скоренько все завернула в газеты и сунула сверток в сетку. Новую, шелковую. По дороге сделала небольшой крюк. На рынок. И вот результат: украли! Вместе с новой сеткой!
— Шоб он теми анализами подавился! — пожелала Буся.
У бабушки Лизы окончательно испортилось настроение. Если бы они не встретились после долгой разлуки да не увлеклись интереснейшей беседой про достижения советской медицины, может, все обошлось бы. Из-за этой неприятности забыла, зачем отправилась в дальний поход. Вспомнила на полпути, что смородину так и не купила.
— Ой, не могу! — залилась смехом Нина. — Представляю физиономию вора, когда он пакет развернул!
Но веселиться никто не стал. Бабушка Лиза прилегла на тахту. Устала от ходьбы и переживаний. А бабушка Века вообще в кухню ушла. Пришивать латку к пододеяльнику. В комнате нельзя — с горки через открытое окно могут увидеть. Хотела побыстрее замести следы преступления.
Наступило священное время обеда, но никто не гнал мыть руки. Века чем-то гремела, а посмотреть не пускала. Стирала залатанный пододеяльник. Усердно шоркала по стиральной доске, била скалкой и кипятила. Чтобы не был похож на новый. А стал похож на старый. Наконец отжала в последний раз и,
